Маргит Сандему - Дочь палача

На следующее утро она встала рано, чтобы приготовить все к их приходу. Она вся трепетала, замешивая тесто и раскладывая его на большие, разогретые противни. Чтобы не разбудить отца и не нарваться на расспросы, она делала все тайком. Потом пошла в хлев.

На дворе было еще темно, и она с силой надавила на дверь хлева, думая, что мужчины ее забаррикадировали. Она с опаской посматривала на дверь, успокаивая себя тем, что призраки едва ли могут появиться на рассвете — да и вообще, зачем им было здесь появляться? Прошло много времени с тех пор, как мертвые были зарыты на пустыре. Последний из них пролежал около недели, как считает Маттиас Мейден, этот приветливый доктор.

Наступило ли уже полнолуние?

Хильда возилась с замком. Наконец дверь открылась. Она вошла и заперлась изнутри на задвижку, зажгла висящий на стене фонарь. В полутемном хлеве было так спокойно! Корова приветливо смотрела на нее, кот терся о колени. Вокруг радостно сновали куры. Ее друзья! До сегодняшнего дня ее единственные друзья.

Она делала все быстро, но утренняя дойка занимала немало времени. Ее не беспокоило то, что жизнь ее изменили именно эти зловещие события. Вырвавшись из бесконечной пелены серых, безрадостных дней, она теперь впитывала в себя жизнь всеми фибрами своего существа. Эти приветливые, понятливые люди… Андреас и Бранд из рода Людей Льда. Доктор Мейден. И этот высокий белокурый Калеб. Жизнь Хильды стала такой богатой, такой насыщенной! Она не была знакома с теми четырьмя женщинами, ничего не знала о них — знала только, что они мертвы и что конец их трагичен. Должна ли она была испытывать угрызения совести только потому, что ощущала теперь радость? Отец был болен, это так, но ведь не опасно. Так что она могла, наконец, почувствовать себя живым существом, частью общества.

Никто из них не оскорбил ее. «Господи, благодарю тебя за то, что ты не оставляешь в нужде ничтожнейшее создание!»

Стало уже совсем светло, когда она, наконец, закончила свои дела в хлеву. Хлеб уже должен был испечься. Только бы успеть сделать все до их прихода! Она так нервничала, что у нее дрожали руки, и она никак не могла запереть хлев.

Когда она вошла в дом, отец все еще спал. Так оно было лучше, у нее оставалось время для себя.

Хлеб получился превосходным! Да, печь она умела, этому ее научила мать.

«Ах, мама, посмотрела бы ты теперь на свою Хильду! У меня есть друзья, понимаешь, мама? Ты, конечно же, самое лучшее, что у меня есть, но так хорошо, когда тебя понимают, когда с тобой обходительны! Ведь жители деревни только и знали, что бранили меня. Раньше я не понимала, что это несправедливо. Он такой видный, мама. Но я, конечно, ни на что не надеюсь, просто мне приятно мечтать о нем. Так хорошо, когда есть о ком помечтать! Понравится ли ему хлеб? У меня есть свежее масло, это очень кстати. И сливки…»

Закончив приготовления и видя, что отец все еще спит, она крикнула:

— Вставай, отец! Доктор сказал, что тебе сегодня можно подниматься!

Никакого ответа. Что-то страшное было в том, что он все еще спал!

Приготовив завтрак, она снова крикнула:

— Ты проснулся, отец?

В ответ не было слышно ни звука.

Хильда приоткрыла дверь спальни.

Сначала она ничего не поняла. Но когда до нее дошло, что отец повесился на потолочной балке, она попятилась назад и выскочила из дома. Спустившись на скотный двор, она опомнилась. А что, если он жив? Нет, он был мертв. Во-первых, все время, пока она была в доме, там было тихо. Во-вторых, вид у него был как у мертвеца.

Подгоняемая страхом, она бежала и бежала вниз, на Липовую аллею.

И уже постучав в дверь, она поняла, что прибежала не туда: доктор жил в Гростенсхольме. Она сделала это бессознательно — и она знала, почему?

Ей открыла служанка.

— Отец повесился, — задыхаясь, произнесла она. Служанка, не знавшая ее, некоторое время удивленно смотрела на нее, потом впустила. Навстречу ей вышел Бранд.

— Хильда? Что ты такое говоришь? Твой отец…

Она только кивнула. На глазах у нее были слезы.

— Матильда, — крикнул он, и тут же вышли его жена и сын Андреас. Хильда торопливо вытерла слезы.

Бранд положил руку ей на плечо.

— Ты останешься с Матильдой, чтобы успокоиться, а мы займемся этим. Андреас, ступай сейчас же за Маттиасом! Юль Ночной человек повесился. И пошли мальчишку за судьей!

Хильда замахала руками.

— Что такое? — спросил Бранд.

— Нет, это так глупо…

— Говори же!

Он сказал так дружелюбно, что она прошептала, со страхом глядя на него:

— Я готовилась к вашему приходу. Испекла хлеб. Собрала землянику. Сняла сливки. У меня есть свежее масло, сыр. Все это стоит на обеденном столе. Не могли бы вы принести все это сюда? Я не хочу, чтобы все это оставалось там и портилось. Я… я никогда раньше не принимала гостей…

Ее слова тронули Матильду до слез.

— Конечно же, Хильда, они заберут все с собой…

Бранд тут же поскакал вместе с конюхом к лесу.

И поскольку Хильде не оставалось ничего иного, как сидеть и ждать, она дала волю слезам, не обращая внимания на прекрасное убранство комнаты. Матильда, как могла, старалась утешить ее — но чем можно помочь в подобном случае?

Наконец Хильда немного успокоилась. Глядя заплаканными глазами в пространство, она произнесла тихо, почти шепотом:

— Бедный отец…

Матильда могла показаться слишком приземленной и лишенной фантазии, но она понимала женскую душу. Она понимала, что за этими двумя словами скрыто нечто большее, чем просто жалость.

Юля Ночного человека презирали все. И теперь, когда он был мертв, единственный человек, имевший к нему хоть какую-то привязанность, больше думал о хлебе и ягодах, чем о нем самом. Своей смертью он разрушил счастливый миг в жизни Хильды.

Вот почему она сказала: «Бедный отец!»

4

Дворовый мальчишка вернулся назад и сообщил, что судьи нет дома и что его экономка пообещала передать ему все, как только он вернется.

— Что ж, без него, пожалуй, лучше, — сухо заметил Аре.

Хильда отдыхала в одной из комнат старой части дома. Она лежала, глядя на прекрасные обои и гадая, кто же мог их так разрисовать. Это должен быть человек чрезвычайно чувствительный к прекрасному. Хильде даже в голову не приходило, что это могла быть женщина, она считала, что место женщины — на кухне. Она никогда не слышала, что женщины могут заниматься чем-то иным. И, тем более, она никогда не слышала о волевой женщине Силье и ее муже Тенгеле.

Вернулись мужчины, и Хильда вышла им навстречу. Все собрались в гостиной, не было лишь Андреаса.

Ей не терпелось узнать, где он.

Когда она вошла, Маттиас повернулся к ней с мягкой улыбкой.

— Мы сняли твоего отца, Хильда, одели его в лучшую одежду и положили в амбаре. Мы попросили церковного служку, чтобы он помог тебе похоронить его. Андреас пошел договариваться с ним, а потом он отправится в Элистранд.