Ник Перумов - Хедин враг мой - Том 2

Сигрлинн вновь надвигалась на неё, медленно, словно прощупывая каждый шаг.

Взвился в воздух Фенрир.

Ночные Всадницы дружно вскинули огнетворные чаши.

Прямо перед волком в единый миг вспыхнула пламенная сеть, перекрывшая ему дорогу.

Фенрир влетел в неё мордой, завизжал, покатился по земле, отчаянно пытаясь сбросить жгучую ловушку.

Зависавший над золотыми крышами призрачный молот, сотканный из множество молний, сорвался с места, крутясь, обрушился на строй рыцарей Прекрасной Дамы; Сигрлинн, по-прежнему в облике огненного вихря, преградила ему дорогу, в единый миг оказавшись посреди строя своих.

Огонь и молнии сшиблись, в разные стороны рванулись потоки чёрно-рыжего пламени и ослепи-телыю-голубых разрядов. Призрачный молот обра-

X ЕДИН, ВРАГ мой. Т. 11. «...Тот ПРОТИВ нас!»

-и—.—>—■—н-и—.—■—■—м-м—■—•—■—и-

I И Н'Я в ничто, но и огненный вихрь почти что вбило и .к'млю.

Почти что, но именно что «почти».

Пемля впитала в себя молнии, молот расточился, к• I к и не бывало; огненный вихрь, чуть более бледный, чем раньше, вновь упрямо двинулся к воротам.

I [очные Всадницы меж тем пытались окончательно опутать и спеленать Фенрира огненными сетями. Рыцари рысью спешили за Сигрлинн. битва за Асгард разгоралась.

* * *

Он должен выбраться. Он должен выбраться.

М ысль повторялась, ходила по кругу, ударялась об один висок, отскакивала к другому и так без конца.

При том, что никаких висков у Познавшего Тьму • ейчас и в помине не было.

Он притянул уже к себе множество душ, он внимал их шёпоту благодарности. Он почти не сомне-илдся, что Неназываемый как-то воздействует на них гоже — взлёты и падения шёпота душ чередовались чиио не хаотично, но извлечь смысл из этого не удаюсь бы даже и самому Духу Познания.

Так или иначе — прочь отсюда. Уйти, оставаясь. П<> делиться больше на странные и, если честно, пу-| .нищие своей... альтернативностью ипостаси Познавши ii Тьму не мог и не хотел.

Он должен был уйти отсюда таким, какой есть.

11 таким же остаться.

I [одобно тому, как он уже преодолевал непреодо-лимый, казалось бы, барьер, отправляя себя-действу-ницего обратно в Упорядоченное.

11ичто, кроме неделимой души и сути его, Хедина, m смогло бы прорваться обратно. Тогда он использовал слепок, пустое место в пустоте, заполнил его как бы собой, но именно что как бы.

Теперь же мощь самого Неназываемого должна была помочь Познавшему Тьму создать собственного двойника.

Это — и ещё души.

Материальное гибло здесь, гибли сами время и пространство, уцелеть могло лишь невещественное, как души или его собственная суть, намертво сплавленная с имманентно присущей Великому Пределу силой.

И это невещественное, то живое, что вдохнуло в Хаос жизнь, Пламя Неуничтожимое, оставалось, оказывается, даже здесь, в пределах Неназываемого.

Но нельзя просто сказать своей сути — «перейди», чтобы она перешла. Нельзя, потому что двигаться здесь сознание Хедина вообще никуда не могло. Вещественность сброшена, но вместе с ней сброшено и то, что способно взаимодействовать с вещественным.

Облако душ, сгустившееся вокруг Познавшего Тьму, становилось его новым телом. Вернее, тем, что способно действовать здесь, где, кроме воли Неназываемого и его же запасённой силы нет больше вообще ничего.

Но душами повелевала именно воля Хедина. На них она действовала сильнее, чем всеобщее разрушение, бывшее сутью Неназываемого.

Быть может, сам Познавший Тьму втайне надеялся, что здесь он встретит сознание. Сколь угодно чужое, но сознание. Надежда его как будто бы сбывалась, но объясниться с этой сутью, враждебной всему в Упорядоченном, Хедин не мог.

Шёпот душ, взмывающий и опадающий, накатывающийся волнами, — нет, не понять.

Вытягивающийся рукав из шепчущих, шепчущих, шепчущих душ. Сквозь сплошную тьму И ТО, ЧТО темнее тьмы. Он двигался и быстро, и медленно, и каждое мп движение порождало изменения и там, с внешней

• троны чёрной глобулы.

Душ становилось всё больше — приливные силы разрывали старые пути мёртвых, добычей водоворота пустоты становились давно погибшие миры, миры, успевшие прожить миллиарды лет, откуда все, кто мог, ушли в Межреальность и дальше; души, волею ■ ||учая оставшиеся пленниками своих миров, становились добычей Неназываемого... а потом оказывались подле Хедина.

Пламя Неуничтожимое, крошечные искорки его, но живут в каждой душе, сгущалось вокруг Нового Ьога. Никогда доселе Хедин не видел ничего подобного — доселе души представали неделимыми, пусть и способными «истаять», и только здесь, во чреве Не-иазываемого, он смог ощутить в них искры извечного 11 замени.

Все мы дети Творца. В каждом из нас — Его части-н,| Его огонь. Ибо что есть Пламя Неуничтожимое, кик не Он сам?!

Он никуда не ушёл. Он всегда был здесь, с нами и и пас.

В Пламени Неуничтожимом.

11е зря Дальние так радеют за сбор всего и вся...

Душ вокруг Хедина всё больше и больше. И вот он уже сам делает шаг туда, ближе к сердцу Неназы-ииемого.

К сингулярности.

К точке, где утрачивают смысл понятия «про-

• фанства» и «времени».

К точке, изменить хоть что-то в непосредственной окрестности которой может только сам Неназы-54

4-

ваемый (сам в себе) — или он, Хедин, и искры Пламени Неуничтожимого, собранные им сейчас вокруг себя.

Он должен действовать, потому что ловушка рухнет скоро, совсем скоро. И все те, кто радостно дерётся сейчас за власть у него за спиной, ринутся... в Хаос, наверное? — умолять тамошних владык о... допустим... «свободном пропуске»? — если такое вообще может быть.

Но души — искорки Пламени — тянулись и тянулись «вперёд». А, может, вверх или вниз — здесь всё утрачивало смысл.

Ему, Хедину, требовался новый Хедин. Потому что никто, кроме него, не способен воплотить в жизнь эту часть Плана. Часть совершенно новую, только что измысленную, с кучей непроверенного, предположительного, возможного, вероятного...

Но и не только. Здесь Хедин может оттолкнуться только от Хедина, только от себя самого.

Ему уже удалось отделить и вытолкнуть отсюда часть себя, ту самую «действующую» ипостась.

Теперь предстояло куда более трудно — вытащать из логова Неназываемого вот эту, истинную суть Нового Бога Хедина.

Перенося свою суть в спасённые им души, создать своего двойника.

В каждую из искр Пламени он старался вложить себя. Отразить себя, словно в зеркале, вернее — во множестве зеркал, какими становились частицы Пламени Неуничтожимого.

Отпечаток в пустоте стремительно заполнялся.

Его воля столкнулась с железной предопределённостью властвующей здесь силы, что крушила в пыль и вообще в ничто само пространство и могла остановить время.