Неисповедимый путь - Екатерина Соль
Одет в белую рубашку без ворота, темно синий удлинённый жилет и такого же цвета брюки без ремня. Остальное разглядеть не успела — он что-то заговорил на своём акрокадаборском.
— Я вас не понимаю, — просипела я и закашлялась, в горле першило, мужчина меня отпустил и помог сесть на табурет, Петер подал воды, — спасибо.
Он посмотрел на Петера, и тот начал ему что-то рассказывать. Тот хмурился и поглядывал на меня. После вышел из палатки, взял бумагу, написал на ней что-то. И тут произошло странное. На секунду опять проявилась его аура, но только на кончике пальца. Он коснулся бумаги и там остался отпечаток. Отдав её Петеру и кивнув мне, забрал свой заказ и ушёл.
Меня ещё потряхивало от произошедшего. Не понимание того, что произошло, выводило меня из равновесия. Как к этому отнестись? Переживать или махнуть рукой? Странно это всё. С тех пор, как я сюда попала, мне всё время дурно — пропирает в туалет, как после слабительного, головокружение, потливость, температурные скачки. Может это как оклиматизация, только к другому миру или я больна и скоро умру, так как моё тело не отсюда и атмосфера с водой мне не подходят? И почему меня так тряхануло, когда я увидела ауру этого человека? На других я так не реагировала…Или реагировала? Вспомнилафакт, как меня вывернуло, когда увидела как лечат парня, потом, как наполняли артефакты, и меня бросило в жар, а потом закружилась голова. Я не обратила на это внимания, но вдруг это связано? С этим я не смогу разобраться сама. Нужно учить язык и идти к знающим людям, если успею. Звучит печально, но факт.
Меня вывел из раздумий резкий окрик Петера. Взглянув на него, поняла, что он кого-то подзывает. К нам подошла женщина, даже скорее бабушка. Она была старше Петера лет на десять, высокого роста и средней комплекции. Волосы, выбивающиеся из под белой косынки, полностью седые. Она была загорелая, из-за чего её серые глаза выделялись и казались небом перед грозой, такие же холодные и пасмурные. Платье на ней было под цвет глаз, только верх был украшен белой и синей вышивкой в виде цветов, подол до земли и длинные рукава. У неё в руках был лоток с маленькими пиццами. Вот так выверт судьбы. Уж чего я не ожидала здесь увидеть, так это пиццу!
Пригласив её зайти в палатку, усадив и дав воды, Петер показал на меня, начал говорить. Под конец своей речи он что-то спросил у неё. Единственное, что я поняла, так это своё имя и уже знакомые мне слова: деньги, украшения и дом. Бабушка сидела и думала, глядя в сторону. Потом кивнула и взглянула на меня.
— Би Карва, — указала она рукой себе в грудь, а потом на меня, — би Любовь.
— Приятно познакомиться, — сказала я, вымученно улыбнувшись, как же тяжело ничего не понимать, — би Карва.
Как я поняла, "би" — это обращение, но пока не понятно, ко всем или только к женщинам. Похоже эта женщина мне в чём-то поможет. Она не стала задерживаться. Когда её уже было не разглядеть в толпе, Петер начал мне объяснять, почему он нас познакомил. Если я верно поняла, то у неё я буду снимать комнату и помогать ей по дому. Платить мне придётся два серебрянных раз в двадцать пять дней. Почему именно такое количество дней, я не знаю. Может у них такой месяц. А ещё она поможет мне обменять украшения. Мои простые серёжки в виде листочков с фианитами будет стоить максимум большой золотой.
Отдельно по финансам: маленькая медная, большая медная, маленькая серебрянная, большая серебрянная, маленькая золотая и большая золотая. По краней мере так металлы выглядели по цвету. В больших монетах по пять маленькихфарфора — соответствующего металла, а в больших по пятьдесят монет меньшей ценности. На медной монете с двух сторон изображён цветок, похожий на пион, но листики по бокам, как у клевера. На серебрянной отчеканена птица с гребешком и распахнутыми крыльями. В золотом изображён медведь. Если за одну медную можно купить хлеб, то по нашим сравнениям, примерно одна медная — рублей сорок или пятьдесят, в серебрянной — около двух тысячь, а в золотом — сто тысяч.
Когда я увидела, что с Петером богатые заказчики расплачиваются золотыми монетами, то поняла, что он не так прост. Да и посуда в закрытых коробах не из глины, возможно, из фарфора.
Не прошло и пол часа, как вернулась Карва с пустым лотком. Я взяла свою сумку и уже хотела прощаться, как Петер меня придержал. Он достал из коробки кружку с жар-птицей, которая приглянулась мне ещё по пути сюда, и протянул. Я взяла и улыбнулась, в сердце защемило, и я крепко его обняла.
— Спасибо, Петер, но я не могу её принять, — но он настаивал, и мне пришлось её взять, — она будет моей любимой! — даже не зная языка, я думаю, он понял меня, ведь его лице появилась лыбка.
После он подошёл к Карве и протянул ей бумагу, которую написал недавний маг, что-то объяснял, она покивала, и мы ушли.
Выйдя с рынка, мы начали петлять по улочкам. Порой мне казалось, что мы ходим кругами. Как Карва понимала куда идти, не могу представить. Но наши блуждания не продлились долго. Вскоре мы подошли к жёлтому двухэтажному дому. Над дверью висела вывеска, а в большие окна было видно прилавки с украшениями. Войдя, мы увидели женщину лет сорока, она была стройной и статной, с уложенными вверх волосами чёрного цвета, в зелёном платье с валанами на плечах. Она улыбнулась нам и кивнула, поприветствовав. Мы в ответ сделали тоже самое. Карва ей что-то сказала, и женщина позвонила в звоночек. Вскоре вышел не менее статный мужчина, такой же чёрноволосый, но с проседью на висках. Они явно не местные, видны рассовые отличия. На нём была заправленная в штаны рубашка и очки на носу. Карва жестами подсказала мне достать серёжки. Я не долга думая выудила их из сумки и положила на прилавок. Пока мужчина их осматривал под
