Незримые часы - Александр Нетылев
Да, наверняка именно так.
— Из остальных евнухов вы выбрали тех, кто показал лучшие результаты в боевых искусствах. Кроме того, евнух Цзе, евнух Пин и евнух Ли умеют править лошадьми, а евнух Пак прежде был вором-карманником.
«Ну, хоть евнухов он по делу выбирал», — ворчливо подумал Дан.
— Кто-нибудь из них был в землях Фен? — задал он следующий вопрос.
Лю кивнула:
— Евнух Чжан и евнух Ган оттуда родом.
— Тогда передай им, чтобы завтра с утра ждали меня у кареты. В качестве кучера я возьму евнуха Ли. Четвертым, для дополнительной охраны, евнуха Юна.
Давно закончился ужин. За окном уже стемнело, и лишь свечи в стеклянных колбах разгоняли мрак, создавая какой-то романтический антураж.
Когда-то ужинать при свечах с очаровательной девушкой было для Дана чем-то из области недостижимой мечты.
— Можешь идти отдыхать, — быстрее, чем следовало бы, сказал юноша, — Сегодня мне твоя помощь больше не понадобится. Спокойной ночи.
— Молодой господин, мне прислать к вам служанку Линь или служанку Хао? — спросила Лю.
Она не озвучила этого, но он понял, что она окончательно утвердилась в мысли, что сделала что-то не так.
— Нет, никого не нужно, — покачал головой Дан.
— Я сам разденусь и буду отдыхать в одиночестве.
Может быть, по уму и следовало бы не выделяться и стараться следовать привычкам Лиминя, но он слишком уж боялся, что не сдержится. Даст волю своим желаниям, которым эти три юные красавицы не посмеют перечить.
Когда служанка покинула покои, Дан какое-то время просто дышал. Было что-то в этом процессе, что приковывало к себе его внимание. Не само дыхание. Как-то по-особенному дышал Лиминь. Были у его тела какие-то особые навыки, связанные с этим.
Как будто вместе с воздухом проникало в его тело нечто столь же невидимое, но не менее важное. Было ли это как-то связано с теми практиками самосовершенствования, которыми занимался заклинатель? Дан не знал ответа. Если по поводу обычаев этого мира можно было в крайнем случае справиться у той же Лю, то в случае магии ему оставалось тыкаться вслепую.
Во многом потому он и надеялся на книги, что Лиминь оставил в Чен-Мэй-Ву: ведь принц явно понимал, что человек, которому он их оставляет, не знает ничего о практиках клана Шэнь.
Интересно, что мешало ему оставить их в своем дворце?
Слегка отдышавшись, Дан кое-как разделся (это действительно оказалось гораздо проще, чем одеться) и улегся на матрас, однако сон не шел. Кровь как будто кипела внутри. Казалось, его переполняет жидкий огонь, стремящийся выплеснуться. Хотелось действовать. Хотелось куда-то бежать. С кем-то сражаться — все равно с кем; ему хотелось сражаться не за что-то, а просто дать понять Вселенной: может, я и проиграл свой единственный бой там, в своем мире, но здесь моя битва продолжается.
И я не проиграю.
Хотелось наплевать на собственное решение, на совесть и принципы, и позвать к себе служанку Лю, или служанку Линь, или служанку Хао, или всех троих. Да, все три были бы как раз в самый раз.
Никогда в жизни Даниил Беронин не чувствовал себя настолько живым, и жертвовать этим чувством казалось кощунством.
Чертыхнувшись, юноша поднялся на ноги и взял меч. В лунном свете казалось, что лезвие отливает синим; обнажив его, Дан почувствовал необъяснимое родство с этим клинком. Разумеется, бежать с кем-то сражаться он не собирался. Но по крайней мере, «с тенью» можно было отработать простейшие движения. Снова и снова рубить воображаемого противника, пока бушующие в крови гормоны не утихнут.
Все быстрее и быстрее. Только аккуратно, чтобы ничего не задеть. Шаг — подъем — рубка. Тело знало, как это правильно делать.
Может, со временем поймет и разум.
Шаг — подъем — рубка. Он двигался по повторяющейся схеме, и если в первые десять раз ничего не задел, с чего бы ему задеть на одиннадцатый?
И все-таки он задел. Каким-то образом при очередном взмахе меча Дан умудрился уронить ширму, стоявшую более чем в трех метрах от него.
И почти сразу обуревающее его пламя… пусть не успокоилось, но как будто слегка поутихло. Жажда боя, желание женщины — все это осталось, но казалось, отступило куда-то на грань сознания. На плечи как будто навалилась невидимая тяжесть.
Ему как раз хватило сил на то, чтобы вложить меч обратно в ножны, лечь на матрас и закрыть глаза.
Проснувшись на следующее утро, Даниил какое-то время прислушивался к своим ощущениям. Как будто пытался поймать реальность на обмане, обнаружить, что чудесное спасение было лишь предсмертной галлюцинацией умирающего мозга.
Лихорадочное возбуждение, охватившее его вчера, за ночь спало, сменившись унынием. Он в чужом мире. Под чужим именем. В чужом теле. А где-то там, за границей миров, в его теле живет развращенный принц Лиминь. Интересно, принц уже успел ознакомиться с ситуацией и пожалеть, что обменялся телами? Подумав об этом, Дан улыбнулся, но улыбка вышла слабой и тусклой.
Он давно уже свыкся с тем, что никогда не увидит родной городок. Он собирался учиться и пытаться что-то сделать для людей, для мира, — столько, сколько он протянет. Да и родители, провожая его на поезд в столицу, наверняка знали, что прощаются с сыном навсегда.
Но каково им было бы знать, что теперь в теле их сына ходит совершенно другой человек? Каково будет однажды услышать о том, что Дан совершил что-то из того, на что способен Лиминь, привыкший к миру, где жизнь человеческая стоит так мало? От мыслей о том, что он впустил в свой мир, в свое тело, Дана бросало в дрожь.
Может быть, следовало просто умереть?
И будто в ответ на эти слова холодная злость поднялась внутри него. Нет. «Следовало умереть» — это мысль труса и слабака. Умереть легко, а ты попробуй жить. Попробуй подняться, вырывая зубами каждую минуту оставшегося срока. Попробуй вцепиться в незримые часы, не давая упасть последней песчинке своей жизни. Попробуй сделать что-то для других, — чтобы тебя запомнили. Чтобы твоя жизнь была не напрасной.
Получится — и когда время все-таки придет, ты будешь жить вечно в памяти людей. А нет, — так ты все равно собрался умирать.
А может случиться и так, что Судьба впечатлится и даст второй шанс.
Как она дала его ему.
— Я не упущу свой шанс, — вслух сказал Дан.
Нужно лишь не прожить вторую жизнь так же бесполезно, как первую.
— Но от чего же ты бежал, Лиминь? — так же вслух продолжил