Изгои Интермундуса (СИ) - Дронова Анастасия

– Сейчас идет 15-ти минутка. Понедельник же, – поясняет Кир, перестегивая пуговицы на синеватой рубашке. – Думаю, на урок успеем.

Сдав куртки и мельком взглянув на расписание – первым уроком стоит история – мы поднимаемся на третий этаж и направляемся по левому коридору в кабинет «истории 2». Я, все еще плохо ориентируясь по школе, хвостиком иду за Киром, а мысли заняты совсем другим: мне до жути хочется взглянуть парню в глаза, притягательно голубеющие на фоне его рубашки. Зайдя в класс и извинившись за опоздание, мы садимся на свои места.

– И зачем я тебя только бужу по утрам! – шипит Маша на своего соседа.

– Прости, – шепчет в ответ Кир.

Записываю число и тему: 8 октября, «Первая мировая война 1914–1918 гг.» –кропотливо вывожу каждую букву, завиточек за завиточком, стараясь не представлять подробности того, как другая девушка будут моего Л… Кира по утрам.

Голос Веры Андреевны – худой учительницы с большим носом и неестественно черными волосами – и правда действует как-то гипнотически, нагоняя просто страшную скуку. Она возбужденно размахивает руками, показывая то на карту, то на доску, но это не помогает оживить наполовину заснувший класс. Было видно, что учитель больше всего на свете любит свой предмет, несильно волнуясь о том, как его понимают учащиеся.

– …Россия не могла оставить безнаказанным нападение на дружественное ей государство Сербии…

Подперев ладонью лицо и, почти механически делая записи за учителем, снова прокручиваю в голове события далекого, но счастливого прошлого.

– Лео! Лео! Подожди меня, – я пыталась догнать его, но он только отмахивался от меня, ловко перепрыгивая ямки и камни, затаившиеся в море травы.

– Я же сказал, что со мной нельзя! – Лео развернулся ко мне лицом. – Сандр сказал девчонок с собой не брать!

– Почему ты слушаешься Сандра? Противный Сандр! – стало обидно, что Лео не хочет брать меня с собой, на глаза сами собой навернулись слезы, а губы задрожали.

– Да послушай же, Дея, – Лео наклонился заглянуть мне в глаза, – ты еще маленькая, тебе нельзя туда.

– Можно. И я не маленькая! Мне уже восемь! – притопнув ногой, гордо вздернула нос.

– А я говорю – нельзя! – Лео не хотел уступать.

– Ты же обещал покормить со мной маврофтеров [μαύρο φτερό (греч. «черное крыло»)]... – подняла брови и жалостливо посмотрела на него. – Ты ведь сам всегда говоришь, что тому, кто нарушает обещания...

– Ладно... – перебил Лео, сдаваясь, – только не отходи от меня.

Я радостно схватила его за руку, и мы вместе стали взбираться вверх по склону. На самом верху нас встретила кучка ребят. Пару из них – Глиндра, Сандра и Одайона – я знала, а других видела впервые. Сандр хмуро на меня посмотрел:

– Лео, а в вашей семье, что, Septimus Sensu образовывается в 12 лет?

– С чего это? – вызывающе ответил Леофвайн, выпятив подбородок.

– А с того, что у нас запрет на девчонок... – пробубнил Глиндр.

– А я расскажу Азер, и она тебя побьет за такие слова, – пригрозила я, на что Глинд покраснел как помидор.

– Не припутывай меня к ней, малявка!

– Успокойся, Глинд, – сказал Лео, встав между нами.

– Замолчал бы ты! Вечно ты заступаешься за эту мелюзгу, – вместо ответа мой защитник с силой пихнул Глинда, и тот упал на землю.

Не успела я опомниться, как мальчики уже кубарем катались по земле, вцепившись друг в друга.

– Ребята... – взмолился Сандр, – хватит валять дурака. Из-за вас мы можем не успеть, и Трещина исчезнет.

– Трещина? – обратилась я к Одайону, спокойно стоявшему в сторонке и смотревшему, как Сандр разнимает дерущихся.

– Трещина, через которую видно Исток, – пояснил тот.

– А-а-а-а... – протянула в ответ. Я мало знала об Истоке, но идея взглянуть на него через Трещину звучала здорово.

– Все, ребята, пошли! – велел Сандр, удерживая Глиндра, ставшего обладателем большого фингала под глазом. – А Леофвайн с Малявкой останутся здесь и сплетут друг другу венки из голубых матрикарий [матрикария (лат. matricaria) – ромашка].

– Больно надо! – крикнул им вслед Лео, ладонью смазав кровь на подбородке.

– Лео, твоя губа...! – воскликнула я.

– Пустяки, – буркнул он, видимо, все еще злился на ребят, или же на меня...

– Прости, Лео, я… я все испортила... – голос дрогнул, а к горлу подкатил комок: слезы так и просились наружу

– Я же сказал – это пустяки, – улыбнулся он, скривившись от боли.

– На, – порывшись в сумке, – папа не разрешал носить штаны, как и шить мне платья с карманами – достала помятый платок.

– Спасибо, моя леди, – произнес Леофвайн, поклонившись.

– Глинд еще свое получит... – сказала нахмурившись. – Скажу Азэр, что он хочет «связаться» с Фидан. Вот ему достанется...

Посмотрев на меня, Лео засмеялся:

– Ты похожа на маленького геномоса [греч. γη-νομος – «обитатель земли», «подземный житель»]!

– Сам такой! – насупилась я, но он лишь сильнее расхохотался.

Его смех был настолько заразителен, что я тоже улыбнулась, а потом засмеялась еще сильнее, чем он. Отдышавшись, мы начали спускаться обратно, напоследок обернувшись, посмотрела на единственное дерево в лесу, ютившееся ближе к обрыву…

На второй урок – алгебру – иду на полуавтомате, все еще находясь во власти воспоминаний. Кир и Маша что-то мне рассказывают, я киваю, улыбаюсь, но не слушаю.

Как бы то ни было, это не совсем то, чего я хотела… хочу… Я хочу быть его единственным лучшим другом, как раньше, и не делить его ни с кем. Но они, наверняка, дружат уже лет десять, и я не могу поступить как стерва и рассорить их, только из-за чувства собственничества. Если я допущу подобную мысль всерьез, то потеряю право быть с ним. Тогда смело можно выходить за Теона или помирать старой девой. Лучше остаться старой девой, конечно же. Да и Теон скорее меня в жертву принесет, чтобы повернуть время вспять или вернуться в наш мир, чем начнет ко мне по-человечески относиться.

Звонок с перемены не слишком помогает сосредоточиться и вернуться в реальность, возвращает меня туда совсем другое – брюнет, влетевший в кабинет математики №2. Он кивает учительнице и приземляется на третью парту во втором ряду, слева от меня.

Учительница снимает очки с толстыми стеклами, вероятно, чтобы убедиться, что это не иллюзия, и ровным, слегка сиплым голосом проговаривает:

– Назаров, встань, пожалуйста, выйди и зайди, как полагается.

Теон поднимает глаза на Надежду Михайловну и явно хочет ей что-то возразить, но услышав мой вздох и мысленное «опять», делает так, как потребовала учительница.

– Так ребята, внимание, посмотрите на доску: как определить является ли функция «y = sin x» четной или нечетной? Ну? Лес рук… Петренко к доске.

Стрелка на часах лениво идет по кругу, никуда не торопясь, мой сосед совершенно игнорирует пояснения учителя о свойствах тригонометрической функции, водя ручкой по тетради, а я, напротив, стараюсь слушать внимательно – от души надеясь, что в моей голове крутятся исключительно математические мысли. Но, если честно, из математического там только проценты: гадаю, на сколько процентов я могу быть уверена, что Теон не слышал последнюю фразу из моего внутреннего монолога.

Внезапно рука Теона замирает над тетрадкой и заметно напрягается. Всмотревшись в линии на листе, парень резко бросает ручку на парту, словно та обернулась ядовитой змеей.

– Можно выйти, – резко произносит он, и, не дожидаясь ответа, поспешно выходит за дверь класса, оставив сумку, учебник и остальные вещи в классе. Я опускаю взгляд на его половину парты, но все, что я там вижу – лист тетради, испещренный плавными линиями.

На литературе Теон так и не появляется. Этот факт немного снимает напряжение, окутавшее тело, и я начинаю думать о том, как отхватить свой кусочек счастья, при этом совершенно забыв притворяться внимательным слушателем. Но мне нужно обдумать план действий. Я перебираю в голове все, что может пригодиться: от глупых сцен, виденных мной в кино, до банальных случаев из жизни.