Генри Олди - Здесь и сейчас

На две? Три тысячи?

Я сдам город, сказал бургомистр, беря с вешалки шляпу. Я не стану вынуждать вас брать взаймы у судьбы. И даже не потому, что вы – мой друг, мейстер Бьярн.

Он умел принимать решения, Клаас ван Дайк.

Завтра Хольне падет. Еще через пять дней Зигфрид фон Майнц двинется на Ополье. Скорее всего, Ополье также падет быстро: при сложившейся ситуации князю Рацимиру не удастся остановить майнцев. После настанет черед моравских княжеств. Наемники хлынут в армию удачливого полководца. Начнется кровавое половодье. И однажды могущественный Хенинг окажется перед лицом гибели, перестав сдерживать вечный вызов Майнцской марки.

Возможно, судьба украдкой делает свой ход?

Перекраивая и сшивая заново?!

Жажда действия, опрометчивого и решительного, ранее несвойственная Бьярну, вдруг обуяла душу. Словно там поселился тайный гость, переставляя мебель и выметая пыль из углов. Маг почувствовал себя молодым. Наивным – наивность сильна, она позволяет не задумываться над последствиями. По прошествии всего надо будет написать «Похвалу наивности».

Но это – потом.

Бьярн вышел в ночь. Луна жевала край темных облаков, изредка сплевывая желтую слюну на булыжник мостовой. Маг стал в лунный плевок. Посмотрел на тень, распластавшуюся у ног.

– Вставай! – велел он, чувствуя, как сила заполняет его целиком.

Тень поерзала, стараясь не пораниться о края булыжников. Метнулась к стене дома, собралась в плотный комок.

Злобно зашипела.

– Кому сказано? – тихо, без угрозы, спросил Бьярн.

Тень встала на четвереньки. С треском лопнул горб на спине, выпуская кожистые крылья. Ульввинд, дальний гонец, вызвать которого дозволено единицам.

– Лети во Вроцлав. Отнесешь вот это, – маг поднял ларец с «Тройным Норнсколлем», плодом долгих лет труда. – Передашь князю Рацимиру…

Старик замолчал. Тайный гость уже совсем обосновался в душе. Чувствовал себя как дома.

Я молод. Я решителен.

Я знаю, что делать. Здесь и сейчас.

– Нет, – сказал Бьярн Задумчивый. – Ты отнесешь в Ополье меня. Я сам все расскажу князю.

На рассвете следующего дня Рацимир Опольский узнал тайну «Тройного Норнсколля». Восемь человек, восемь доверенных людей, восемь вельмож, полководцев и политиков собрались за доской. Восемь фигур двигались, плетя невидимую паутину, веля прошлому измениться к лучшему.

Еще спустя неделю, когда войска маркграфа Зигфрида наголову разбили рубежных охранцев Ополья, неумолимо двигаясь к столице, – князь Рацимир приказал казнить всех восьмерых. Ибо у одного выздоровел неизлечимо больной внук, другой внезапно получил наследство, третий обрел любовь гордой красавицы…

Но первым на площади Вроцлава был казнен Бьярн Задумчивый, старый маг из Хольне.

Он не сопротивлялся.

– Ваш учитель, Марцин, был мудрым человеком. Он предвидел неудачу заранее.

– Теперь я понимаю…

На Марцина было больно смотреть. Он весь съежился, осунулся, как никогда напоминая отчаявшегося воробья.

– Черт! Неужто никакого способа нет?! – Ендрих в сердцах ударил кулаком об пол. – Проклятье, я готов продать душу…

– Надо искать переломный момент. Точку воздействия, как говорил учитель. Нет ничего невозможного. Все подвержено изменениям, но мы… Мы или находим не те точки, или совершаем ошибки. Будь нас больше, мы бы могли перебрать множество вариантов, и в конце концов… Ведь игра действует! Вы сами видели!

Марцин не замечал, что стоит на коленях и с надеждой заглядывает всем в глаза.

– Мамка, я хоцу иглать! Там, в окоске, злой дядька. Хоцу дать ему по баске!

– Ну что, натешились? Дайте малой поиграть!

– А почему бы, собственно говоря, и нет?

– Я знаю, я знаю, как иглать! Надо в ладоски хлопнуть! Мамка, хоцу!

– Мы ничего не теряем. Даже если у нее не выйдет…

– Хорошо. Иди сюда, девочка. Стань тут, рядом с доской. Ты знаешь, как дать злому дядьке… э-э-э… по башке?

– Ага! Вот так!

Звонкий хлопок маленьких ладошек. На доске остаются всего две фигуры. Две сиротливые пешки. Красная и черная. Марцин впивается взглядом в часы, песчинки в который раз начинают бежать вверх – и вдруг бледное лицо юноши заливается краской изумленья. Песок в нижней части колбы не кончается! Верхняя часть уже переполнена, а маленький смерчик продолжает гнать в горловину бессчетные крупицы: часы, дни, года…

– Быть не может…

Договорить Марцин не успевает. Девочка поспешно хватает черную пешку и прижимает ее к груди.

Окно распахивается настежь…

– Ой, лыцал! Лыцал!

Эльза Фенривер, девочка пяти лет, всплеснула руками. Она была прелестна, в новом платье с оборками, с цветами в золотых кудрях. Стоящий перед малышкой пони испугался резкого движения. Всхрапнул, попятился.

Заплясал на месте.

– Стой! Понецка, стой!

Сидя в седле, трехлетний Зигфрид улыбался бессмысленной улыбкой идола, не понимая, что происходит. Сегодня его нарядили в детский доспех с вызолоченным зерцалом. Дали надеть шлем с плюмажем. Привесили к поясу самый настоящий меч. Длинный-длинный, до неба. Ну, пусть не до неба, но все равно длинный. Как у папы. Зигфрид был счастлив. И папа – самый сильный! самый умный! – отошел к кустам роз: любоваться наследником, не мешая сыну наслаждаться триумфом.

Зигфрид был счастлив, даже вылетая из седла.

– Понецка!

Шарахнувшись от Эльзы, пони встал на дыбы. Копыто ударило рядом с головой мальчика. Игрушечный шлем откатился в сторону, висок лежащего ничком Зигфрида впитывал случайную тень – солнце скрылось за пушистым, похожим на собаку облаком.

Белокурые волосы наследника были в песке.

– Стой!

Крик – мужской, властный. Сильная рука поймала уздечку, рывком отбросила пони прочь, на боковую аллею сада. Дитрих, маркграф Майнцский, склонился над сыном:

– Ты ударился? Ты цел?!

Зигфрид перевернулся на спину.

Засмеялся.

Потом подумал, глядя на просиявшее лицо отца, и заплакал.

– …Мы видели, Каролинка. Ты старалась. Ты очень старалась, ты не виновата, что у тебя не вышло. Ты хорошо играла.

– Я холосо! Холосо иглала! Там злого дядьки не было. Ой, лыцал!.. добленький!.. и лосадка…

– Вот оно как… – поджал сухие губы Джакомо. – Просто играла. Ну, что от ребенка требовать…