И оживут слова (СИ) - Способина Наталья "Ledi Fiona"
— Что молчишь? И меня не узнала? Добронега сказывала: ты теперь можешь не узнать, — девушка попыталась улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.
— Почему же? Узнала. Ты — Злата.
Мой тон против воли стал неприязненным. Я вдруг подумала, что эта Злата совсем не соответствует знакомому мне образу. Я ее знала милой и любящей, а эта девушка была надменной и злой. Во всяком случае, во взгляде серо-зеленых глаз не было и тени доброжелательности.
— Наделала ты делов, — с укором произнесла она.
— Ты к Добронеге? — перебила я. Мне совсем не хотелось ее выслушивать.
— Как же! Радим велел тебе пирогов напечь да передать, чтобы поправлялась быстрее.
И тут меня словно озарило: Злата ненавидела Всемилу. Ревновала? Возможно. Ведь Радимир души в сестре не чаял. Но как же быть теперь мне? Я вдруг поняла, что понятия не имею, как они общались друг с другом. Насколько скрытой была эта неприязнь?
— Радим чуть с ума не сошел, — в голосе Златы слышались злость и усталость. — Ночами проклятый лес прочесывал, в сечу рвался кваров рубить. Чуть голову не сложил. И все почему? Потому что тебе погулять вздумалось! Ну что? Нагулялась? Косу-то сразу срубили? Небось, в тот же день? И как теперь за брата пойдешь? Квары-то натешились да выбросили…
— Думай, что мелешь! — голос Добронеги эхом разнесся по двору. — Да о Радиме вспомни, его пожалей!
— Не нужно! — тихо проговорила я, на миг оглушенная словами Златы.
И хоть не было моей вины в том, что произошло, стало тошно и стыдно за глупую девчонку. А еще стало страшно, потому что я знала, что было на самом деле. И вдруг впервые меня посетила мысль: «А правда ли то, что здесь нет моей вины? Я же это написала…».
***
«Всемила так и не поняла, что произошло. Еще мгновенье назад она, смеясь, убегала от Ярослава, уворачивалась от жадных рук, забираясь все глубже в лес, но вот уже чья-то мозолистая ладонь зажала рот, а на шею накинули веревку.
— Попалась, голубка, — радостно проскрежетал над ухом незнакомый голос. — Давно бы так. Теперь-то уж все по-другому пойдет.
Всемила в ужасе застыла, не веря в происходящее. Руку больно заломили. Так больно, что на глаза сразу навернулись слезы. Ни разу в жизни никто не делал ей больно, ни случайно, ни, храни Боги, намеренно. Да Радим любого бы голыми руками за сестру порвал. И порвет непременно. Вот только узнает, кто этакую шутку злую выдумал…
Она отчаянно завертела головой и попыталась сморгнуть слезы. Взгляд упал на Ярослава. Не одна. Так и знала, что не одна. Сейчас все закончится! Только Ярослав почему-то не пытался прийти на помощь и не улыбался больше. Да и вдруг оказалось, что он совсем не так красив в этой густой лесной тени вдали от родных стен. Но страшно пока не было. Это все шутка. Ведь свои же люди. Не могут причинить они вред. Это же не квары бессердечные. Это — свои… Княжьи люди.
— Да на что ты ее потащишь? — вдруг прозвучал новый голос.
— Потешиться, — ответил первый с той же радостной злобой.
— Девок тебе мало, что ли? Что велено было?
— И то верно. Прости, красавица. Хотел тебе еще денечек отпустить. Да не судьба, уж не обессудь.
Первый взмах ножа — совсем не шуточного — обдал холодом шею.
— Держи косу — воеводе пошлешь.
Она проследила взглядом за тугой косой, в которой запутался ярко-желтый одуванчик. Ярослав перехватил косу и, будто плеть, начал наматывать себе на кулак. Встретившись с ним взглядом, Всемила поняла, что это все взаправду, и взгляд его черных глаз вдруг показался чужим и недобрым. И как она раньше это проглядела? Почему глаза обманули? Почему сердце не подсказало?
Ярослав смотрел зло, продолжая медленно наматывать косу на кулак. Всемила попыталась повернуть голову, почти ожидая увидеть просвет в деревьях и тот берег Стремны. Высокие стены родного города. Там Радим, там никто не обидит. Да куда там? Далеко в лес забежала, заигравшись, доверившись. Вот тогда ей, наконец, стало страшно. По спине пополз озноб, и грудь сдавило точно обручем. Но закричать она так и не успела.
Короткий взмах все того же ножа, и свет померк для нее навсегда».
***
Слова Златы не шли из головы, и я вышагивала по двору, не в силах успокоиться. Обида заставляла щеки гореть. Ведь ни слова правды не было! И все же жгучий стыд не давал оставаться на месте, заставляя ходить и ходить, как заведенную. Хуже всего было то, что Злата была отчасти права. Всемила сама шла навстречу беде. И в том, что случилось, виновата лишь ее легкомысленность. Но подспудно не давало покоя то, что все вышло бы по-другому, напиши я иначе…
Я вздохнула и попыталась успокоиться. Злата и Добронега едва не поругались. Злата извинилась, конечно, но от этого я чувствовала себя только хуже. Потому что было ясно, что извинялась она исключительно ради Добронеги, с которой у нее сложились добрые отношения. К Всемиле же Злата, очевидно, не испытывала никаких теплых чувств. Возможно, она и была права в своих суждениях, только мне теперь от этого не легче. Я не знала, как себя вести, а еще я до ужаса боялась, что теперь из-за меня может начаться разлад. Добронега велела Злате «пожалеть Радима». Эта фраза вертелась в голове и не давала покоя. Почему пожалеть? Из-за того, что взбалмошная сестра непременно побежит жаловаться и ему придется ее успокаивать? Или же есть другая причина?
Мысли путались и наскакивали друг на друга. Я металась по двору, как зверь в клетке, словно наверстывала долгие дни лежания в постели. Над головой шелестели листья дуба, у ворот на кого-то непрерывно рычал пес, а я все думала о том, что никто из них не знает правду, и я понятия не имела, как об этом сказать. Ведь никто никогда не поверит. А еще я не могла перестать думать о том, что должен был почувствовать Радимир, получив срезанную косу сестры. Думала о нем в первый раз не как о персонаже, а как о человеке. О живом человеке! Все, как один, утверждали, что он «чуть умом не тронулся». Он искал! Каждый день искал! Пару дней назад я пыталась выяснить у Добронеги, когда это все произошло. Учитывая то, что все старались уберечь Всемилу от плохих воспоминаний, задача оказалась непростой, но в итоге я поняла, что прошло около двух месяцев беспросветного горя и безнадежных поисков. Я сжала виски. Перед глазами стояло лицо Радимира, каким я увидела его там, на корабле. На нем отражалось недоверие и сумасшедшее счастье. А еще я помнила, какими бережными были его руки, как дрожали.
Сама не понимая, что делаю, я бросилась к калитке на заднем дворе. Мне нужно было увидеть Радимира, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, что он оправился от всего этого, что Злата не рассказала ему о том, что произошло сегодня, потому что мне внезапно захотелось уберечь брата непутевой Всемилы от всех невзгод.
Когда-то давно, когда идея романа только-только пришла мне в голову, я начертила схему Свири. Тогда это казалось мне забавным. И сейчас я почти не удивлялась, узнавая нужные повороты. Они странным образом совпадали со старыми обозначениями, набросанными на простом листке в клетку. Но сейчас мне было не до изучения окрестностей. У меня была четкая цель.
Я спешила по многолюдным улицам, едва успевая оглядываться по сторонам, и не сразу заметила, что при моем приближении разговоры смолкали. То тут, то там люди останавливались и провожали меня взглядами. Обратив на это внимание, я даже сбавила шаг. Я бы и вовсе остановилась, но мне вдруг стало страшно, что остановившись, я непременно собьюсь с пути и уже не смогу отыскать дорогу к дружинной избе. А спрашивать здесь кого-то я бы поостереглась. Ведь для этих людей я — Всемила, Свирь — мой родной город, и я должна знать здесь каждый закоулок. Оказалось, что во взглядах горожан не было дружелюбия и симпатии. Свирцы смотрели на меня кто с осуждением, кто с откровенной насмешкой. Их взгляды то и дело скользили по моим волосам. Я запоздало подумала, что мне следовало чем-то покрыть голову, чтобы моя стрижка так явно не бросалась в глаза — вокруг меня не было ни одной коротковолосой девушки. А потом поняла, что все равно ничего бы не вышло. Головные уборы, укрывающие голову целиком (в голове всплыло старинное слово «кика»), носили только замужние женщины, а накидывать на голову платок в погожий летний день было бы по меньшей мере странно. Да и что можно скрыть в городе, где все друг друга знают с самого рождения? Небось, вся Свирь уже толкует о срезанных волосах сестры воеводы.
