Вероника Иванова - Звенья одной цепи

— Что дальше? — спросил наёмник.

— Забираем Сосуд и уходим.

О месте и времени будущей встречи со Смотрителем девушка пока не задумывалась. В конце концов, она всегда сможет отправить ему послание о том, что нашла себе другое пристанище, утомлённая скудностью дарственного.

Грев повернулся к сидящей у стены на корточках девушке, чьё тело, как ежовыми иглами, ощетинивалось костями.

— Она сама-то идти сможет? Или нести надо?

— А ты проверь, коли не боишься, — язвительно предложили снизу.

Наёмник и вправду мало чего боялся на этом свете. Но он, как и ошеломлённая Сиенн, впервые в жизни слышал, чтобы Сосуд разговаривал.

А безволосая голова, прежде лбом уткнутая в колени, приподнялась, и на заговорщиков взглянули не пустые и тёмные, а горящие алым светом глаза.

— Я давно вас жду. Уже и соскучился.

И сейчас…

Натти правил лошадью иначе, чем в грентскую поездку, по ухабам коляску не тряс, и, если бы я вознамерился везти самый хрупкий хрусталь, не переложенный ни одной горстью стружек, всё доехало бы до места назначения в целости и сохранности. Впрочем, спящая беспробудным сном Ньяна была не меньшей ценностью, чем безделушки, услаждающие взор богачей. По крайней мере, для меня.

— Можно спросить?

— Можно, — разрешил я, в очередной раз поудобнее перекладывая исхудавшее тело в своих объятиях.

Рыжий закрепил поводья на козлах и повернулся ко мне лицом.

— Зачем ты это сделал?

— Что именно?

Он указал на девушку.

— Ах, это… А зачем тебе мой ответ?

— Затем, — сурово сказал Натти. — Она ведь не кукла тебе, не игрушка.

— Знаю.

— Вот поэтому и настоял на своём. Неохота мне в куклы играть. Вырос я из того благословенного возраста, когда приятно чувствовать себя единовластным повелителем хотя бы одной, пусть даже и неживой души.

— Она для дела предназначена была.

Да уж. Для дела грязного и кровопролитного.

— Она своё отслужила.

— Отслужила? Так теперь, значит, можно выкинуть?

— Отпустить. На свободу. Позволить жить так, как ей самой того захочется.

Натти с явным раздражением мотнул головой:

— А о себе ты подумал?

В первую очередь. Я же не совсем дурак, чтобы думать сначала о чужой, а потом о своей выгоде. Но из уст помощника все эти вопросы звучали как-то странновато. Казалось бы, он должен быть рад, что его товарищ по несчастью получил отставку от докучливой службы, а все выглядит ровно наоборот.

— При чём тут я?

Рыжий выдохнул что-то вроде беззвучного ругательства:

— Она тебя защищала.

— Угу. А потом будет другой защитник.

— Вот! Потом! Когда оно наступит, это «потом»?

Я вспомнил скороговорку коротышки и въедливые расспросы Кифа.

— Месяц. Два. Может, к осени.

— И всё это время ты будешь один.

Да. Верно. И буду молиться Божу, чтобы тот в милости своей посылал мне таких противников, с которыми я смогу справиться самостоятельно. А демоны и одержимые ими — не моя забота. На то другие охотники есть.

— Тебе-то что?

— А ничего. — Он будто обиделся, отвернулся и какое-то время смотрел на дорогу, медленно ползущую под копыта лошади, но потом не выдержал и продолжил разговор: — Я ведь тоже здесь живу. Хочу и дальше жить спокойно.

— А я при чём? Мешаю твоему спокойствию?

Натти перевёл взгляд на полог коляски и глубокомысленно заметил:

— Смотрители всегда разные.

— Ну да. Они же люди.

— Один лучше, другой хуже.

Интересно, к какой половине меня отнесут после моей смерти. Сейчас, по всей видимости и по мнению помощника, я, похоже, нахожусь во второй.

— Но ведь их назначают не просто так? Не тянут жребий из мешка?

— Так-то оно так… — протянул рыжий. — Да не совсем.

— Что ж, открой мне сию великую тайну!

— Смеяться потом будешь. Если захочешь — буркнул рыжий. — А тайны никакой нет, только подумать всем лень.

— Знаешь, мне тоже лень думать. Особенно сейчас.

— Оно и видно. Но раз уж дорога долгая, расскажу чуток.

Я изобразил проникновенного слушателя, чем вызвал на лице Натти новую недовольную гримасу, но рассказа всё-таки не избежал.

— В каждой сотне человек легко найти пяток таких, которые могут исправно делать одно и то же дело. Но человек не ярмарочная кукла, его за ниточки не потянешь, потому как порвать можно. Вот и получается, что на смотрительском месте есть, к примеру, эрте Ловиг, умелый, много знающий, только староватый. И есть ты.

— Только не говори, что молодоватый!

— Всякими мерками можно мерить… Так вот, вы оба одну и ту же задачу решите, коли вам её задать. Но решите-то по-разному!

— Это плохо?

— Не хорошо и не плохо. Жизнь это, вот и всё, — вздохнул рыжий. — Смотрителю что важно? Сделать дело. А чем оно закончится, предсказать заранее всё равно нельзя, потому и итог мало кого беспокоит. Всё равно что стражник городской: нужно ему на службу каждый день выходить, он и выходит.

— Даже если знает, что не вернётся?

Небрежное, вскользь сделанное замечание почему-то обрадовало моего собеседника.

— Ага, вот и ты догадался!

— До чего?

— До главной здешней закавыки. Вот лежит посреди дороги камень, а люди жалуются, мол, проехать не могут. Что можно сделать?

Просто звучащие загадки всегда самые трудные, это я знал наверняка. Но попробовал ответить:

— Убрать камень. Оттащить, расколоть, если слишком большой… Да мало ли что ещё?

— А ещё можно дорогу в обход проложить.

— Пожалуй.

— А ещё. — Натти хитро прищурился. — Можно сидеть спокойненько на заднице и ждать, пока людям просить надоест и они сами всё устроят, как захотят. Или как им сподручнее будет.

Неспроста он завёл эти речи, ох неспроста! Не хотелось бы ошибиться, но, похоже, рыжий намекает на то, что мой предшественник частенько выбирал именно третий способ борьбы с камнями на дороге.

— Вот ты теперь знаешь несколько ответов. Какой бы выбрал, если бы вопрос задали?

— Про камень?

— И про него тоже.

— Теперь даже и не знаю.

— Вот! — Он повернулся, чтобы хлестнуть замедлившую шаг лошадь вожжами по лоснящемуся крупу. — Чем дольше, живёшь и чем больше узнаешь, тем осторожнее становишься. Раздумывать начинаешь, прикидывать, то да сё… А потом и вовсе пропадает охота шевелиться.

— Как и получилось с эрте Ловигом?

Натти не ответил, но, впрочем, ответа не требовалось… Значит, последние годы правления в Блаженном Доле все заботы перекладывались на плечи его жителей? А может, это и правильно? В конце концов, местное рыжее племя лучше знает, что ему нужно. Уж всяко лучше, к примеру, чем я.