Шарлотта Бронте - Повести Ангрии

Люди в сильном волнении нередко принимают скоропалительные решения и под влиянием порыва успешно совершают действия, на которые им в более здравые минуты не хватило бы сообразительности или отваги: сомнамбулы во сне проходят по сломанному мосту или по крыше; случись им проснуться и осознать всю опасность своего положения, они бы от страха утратили равновесие и рухнули вниз. Мисс Вернон сложила и спрятала за пазуху письмо, затем, простояв в задумчивости не более полминуты, быстро и тихо поднялась в свою комнату, достала простую соломенную шляпку и большую шаль, сменила тонкие атласные туфельки на дорожные башмачки, отперла ящик секретера, вытащила оттуда несколько соверенов, переложила их в бархатный мешочек, надела перчатки, тихо спустилась в вестибюль, пересекла его легкой походкой, открыла дверь, беззвучно затворила ее за собой, прошла через сад, затем через калитку, вступила на большую дорогу, спокойно, бодро и бестрепетно повернулась к Фидене и примерно час спустя уже спрашивала на почтовой станции, скоро ли будет дилижанс во Фритаун. Ей ответили, что кареты в этом направлении отходят почти каждый час и что витропольский почтовый вот-вот тронется. Она купила билет, села в экипаж и была на пути к Вудхаус-Клифу раньше, чем в Эдем-Коттедже ее успели хватиться.

Вот уж воистину преступное легкомыслие! Убежать из дома совершенно одной, без спутницы, под влиянием минутного порыва! Письмо наполнило ее голову таким вихрем мыслей, надежд, воспоминаний и предвкушений, зажгло сердце таким непреодолимым желанием увидеть отсутствующего корреспондента, что Каролина не могла больше прожить в ссылке и дня. Оставалось одно — побег. Птичка заметила, что клетка открыта, узрела небесный простор, вспомнила свой далекий остров, рощу и родное гнездо, услышала призывный голос, ощутила тревожную дрожь в крыльях, взмыла в воздух и была такова. Мисс Вернон не размышляла, не раскаивалась, не испытывала боязни. Хотя путешествие заняло весь день и всю ночь, она ни разу не пожалела о своем поступке. Другая на ее месте тряслась бы от волнения, корила бы себя за опрометчивость, обмирала от страха, что ей будут не рады. Ни одно из этих чувств не затронуло Каролину даже в малейшей мере. У нее была одна мысль, одно стремление, одна цель: уехать из Фидены и достичь Фритауна, то есть вырваться из ада и оказаться в раю. Она не осознавала безумия своей затеи, не понимала, как ошибочен ее шаг. Желания гнали Каролину вперед; желания диктовали ей, что делать, и она не признавала над собою иной власти.

Глава 5

Зимним вечером, около шести часов пополудни, миссис Уорнер (как всем известно — тихая и приятная маленькая женщина) встала из-за обеденного стола и удалилась в собственную гостиную. Уже почти стемнело. В доме и вокруг царила полная тишь. Днем выпал первый снег, и дорожки за низкими, длинными окнами Вудхаус-Клифа были белы и пустынны. Миссис Уорнер находилась в гостиной одна. Муж с достославным гостем остались в обеденном зале, за вином и фруктами. Она подошла к окну, поглядела на сад, увидела, что все уныло и бесприютно, затем вернулась к камину, шурша шелковым платьем по мягкому ковру, опустилась в бержер,[62] как называют это французы, и осталась сидеть спокойно. Ее серьги поблескивали и подрагивали в темноте, ровный лоб, обрамленный гладкими заплетенными волосами, выражал благодушие и безмятежность.

Миссис Уорнер не позвонила и не потребовала свечей. Она ждала, что лакей скоро их принесет и по обыкновению не считала нужным его подгонять. Свет еще не видывал более доброй и покладистой хозяйки. Тут в дверь постучали.

— Войдите, — сказала дама, оборачиваясь. Она думала, что принесли свечи. Это было не так.

Вошел и впрямь ее лакей, мистер Хартли, в шелковых чулках и с ливрейной лентой на плече, но без сияющей эмблемы семи церквей, иже суть во Азии. Всякое, даже самое незначительное отклонение от заведенного порядка удивляет и смущает миссис Уорнер, поэтому она спросила:

— В чем дело, Хартли?

— Ничего, мэм, просто к дверям только что подъехала почтовая карета.

— И зачем же?

— Кое-кто прибыл, мэм.

— Кто, Хартли?

— Сказать по правде, мэм, я не знаю.

— Вы проводили гостей в обеденную комнату?

— Нет.

— Так где же они?

— В вестибюле, мэм.

— Вы думаете, это кто-то к мистеру Уорнеру?

— Нет, мэм, это молодая дама, и она спросила, здесь ли герцог Заморна.

Голубые глаза миссис Уорнер распахнулись чуточку шире.

— Вот как? И что же нам делать?

— Я подумал, мадам, что вам стоит взглянуть самой — может, вы ее узнаете. По виду я бы сказал, что это знатная особа.

— Не знаю, как и быть. Что, если его светлость разгневается? Вдруг это герцогиня или кто-нибудь из других дам.

Кого миссис Уорнер разумела под «другими дамами», пусть объясняет сама. Так или иначе, она растерялась и расстроилась.

— Что нам делать? — воззвала она за советом к Хартли.

— Думаю, мэм, что мне стоит проводить ее сюда. Вы сами с нею поговорите, а затем уже известите его светлость о ее приезде.

— Ладно, Хартли, поступайте как знаете. Главное, чтобы это не оказалась герцогиня. Если она на что-нибудь сердита, выйдет ужасная неловкость. Одно утешение: она никогда не ездит почтовым дилижансом.

Хартли вышел. Миссис Уорнер осталась в гостиной. Она потянулась к рабочему столику, надела золотой наперсток, сняла его, придвинула скамеечку для ног и тут же отпихнула. Несмотря на то что гостья приехала дилижансом, хозяйка не могла прогнать опасение, что это ее госпожа, которую она находила крайне неприятной, заносчивой особой. В меланхолически-высокомерных глазах герцогини было что-то, от чего миссис Уорнер всякий раз делалось не по себе и хотелось убраться с них долой. Не то чтобы они ссорились, Боже упаси, первая дама королевства всегда была подчеркнута вежлива с супругой одного из величайших мужей Ангрии. Натянутость, впрочем, оставалась, и ничто не могло ее устранить.

На лестнице раздались шаги. Хартли распахнул обшитые дубом двери гостиной, впустил гостью и вышел, впрочем, предварительно поставив на стол четыре толстые восковые свечи. Миссис Уорнер привстала с трепещущим сердцем; на милом и кротком лице хозяйки Вудхаус-Клифа читалось явное замешательство. Первый взгляд на незнакомку укрепил ее худшие подозрения. Общими очертаниями, ростом и манерой держаться гостья больше всего напоминала герцогиню Заморна. Шляпка почти скрывала лицо, а под шалью фигуру было толком не разглядеть.

— Вы, я полагаю, миссис Уорнер? — произнес тихий голосок, и незнакомка медленно шагнула вперед.