Илона Романова - Иллюзия обмана

— Что ж… — голос Наместника стал чуть менее напряжённым. — Может, ты и прав… Хотя о прекраснейшей госпоже Вокаявре следовало говорить с бóльшим почтением! Как-никак — моя невеста. Пусть даже бывшая… — Цервемза выдержал паузу, которая, вероятно, должна была символизировать глубочайшую скорбь по погибшей. Он даже умудрился выдавить из себя весьма правдоподобный глубокий вздох… — А как ты объяснишь вот это? — он указал на небольшой рулон, в котором Алчап давно признал злополучный коврик.

— Полагаю, он утерян одним из моих солдат где-то во дворце?

Цервемза кивнул.

— Я не оправдываю своего подчинённого, но, почтеннейший господин, — Алчап был готов к вопросу, — приговорённая сопротивлялась настолько яростно, что даже мне было не по себе, а этот солдат служит несколько месяцев. Вероятно, его сумка расстегнулась в суматохе. Он помогал мне выносить тело и поэтому шёл по одному коврику со мной. Теперь он будет наказан самым строжайшим образом. Полагаю, что это маленькое недоразумение не нанесло ущерба Сударбской Короне?

Наместник снова вспыхнул:

— Не нанесло ущерба, говоришь? Да на этом коврике в мои покои проник шпион. Мальчишка — какой-то родственник хозяина гостиницы, где ты обосновался.

Алчап позволил себе рассмеяться:

— Этот-то? Парень безнадёжно туп. Правда, исправно прислуживает мне и солдатам. Да, ещё — алчен не в меру. Такой дуралей едва ли обратил бы внимание на потрёпанную тряпку…

Цервемзе уже было ясно, что Командир ничего не знает ни о Наследнике, ни о том, что он схвачен. Это безумно раздражало, поэтому Советник заорал во всю мочь:

— А если я сам его видел?! И умудрился поймать!!!

— Что я могу сказать… Поделом! — совершенно безмятежным тоном ответил Отэп. — Только вряд ли он добирался в Мэнигу, пользуясь именно этим ковриком… поскольку мы отправились туда каждый на своём. Вернее всего, он перенёсся в Столицу при помощи какой-нибудь магии.

— Значит, ты хочешь наказать своего солдата?

— Так велят мне долг и законы Квадры.

— Сам? — словно сомневаясь, уточнил его повелитель.

— Наверное, в воспитательных целях огненное зелье ему должны бы дать солдаты. Но полагаю, что правильнее это будет сделать мне. Думаю, что только такой поступок убедит вас в моей совершеннейшей преданности Сударбской Короне, Его Императорскому Величеству и вам лично? — Алчап подобострастно поклонился. — С моих подчинённых на первый раз вполне достаточно будет того, что они будут мне помогать. Обычно этого хватает, чтобы не было второго.

— Люблю покорность во всех её проявлениях, — отвесил поощрительную пощёчину Цервемза. — Я лично прослежу за экзекуцией. Приведи его!

Алчап поклонился ещё ниже, но не сдвинулся с места.

— Что-нибудь ещё?

— Виноват, почтеннейший господин Наместник, но я должен заявить об измене в рядах Квадры! — голос Мэнигского Командира был всё так же бесстрастен, а взгляд так же жёсток, как и цвет его глаз. — Соблаговолите выслушать?

Наместник кивнул.

— Я видел, как Шаракомская Четвёрка вела сюда арестованного Хаймера Курада, бывшего Императорского Первооткрывателя, предателя Короны и моего личного врага.

— Он арестован по моему приказу. Что из этого?

— Почтеннейший господин, солдаты во главе с Командиром договаривались не только отпустить пленника, но и перейти на его сторону! У меня нет доказательств, но я готов понести любое наказание, если это не так…

— Значит, говоришь, любое? — теперь уже Цервемза перехватил взгляд Алчапа.

Похоже, тот говорил правду. А даже если и нет — акция устрашения никогда не помешает, особенно в этом смутном городе. Наместник с тоской подумал о тех временах, которые знал понаслышке, но понимал, как будто был оттуда родом. Согнали бы сейчас всех горожан на Площадь Совета да и устроили показательную казнь, чтоб другим неповадно было. Заодно, может быть, кровью и страхом сломали бы невидимый щит, прикрывающий город.

— Да, почтеннейший господин… — совершенно спокойным и уверенным тоном ответил воин-палач. — Я полностью отвечаю за свои слова и готов заплатить за них втройне, если мои обвинения ложны.

Выслуживался ли он или ценой других жизней спасал свою… — Цервемзе было безразлично. В нём кипела, ища выхода, бессильная злоба, знакомая лишь неудачникам.

— Ладно… Займись тем растяпой.

— Да, почтеннейший господин! — поспешно ответил Отэп.

V

Примерно с тех пор, как дюки впервые покинули Сударб, в Империи развелось громадное количество различных злодеев. Чтобы искоренить их, иных сажали в тюрьмы, а других, совсем уж закосневших в пороке, весьма охотно предавали разнообразным пыткам и лютой смерти. Убывало ли от этого количество преступлений, никто не знал. Скорее всего — нет. Законы всё ужесточались и вскоре коснулись даже бездомных детей, подворовываших в пекарнях хлеб. Особенно же доставалось тем, кто сомневался в правоте Императоров или исподволь заводил разговоры о дюках. Наказания далеко не всегда соответствовали совершённому проступку, зато позволяли в полной мере разгуляться извращённой фантазии палачей. Постепенно казнь стала считаться забавным зрелищем и щекочущим нервы развлечением, полюбоваться которым собирались целыми семьями. Интерес к жестокости порождал всё новые, более изощрённые способы истязаний и умерщвления. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, но тогдашнее возвращение длиннолицего народа положило этому конец. По крайней мере, монархи устали проливать кровь и перестали карать смертью. Не мог смириться с этим Лоз Рассыпавшийся. И тогда сделал он так, что люди додумались до создания огненного зелья, которое хотя лишило обывателей удовольствия созерцания расправы, зато с успехом заменило и многие пытки, и саму смертную казнь. Особенно популярно оно стало спустя лет пятьдесят после воцарения Йокеща. Слишком уж многие усомнились в самой возможности императорского бессмертия. А когда в Империи ввели запрет на разведение гладиолусов — Сударб охватила эпидемия, выжигавшая крамолу вместе с её носителями. Не применялась эта отрава лишь в Дросвоскре, зато остальные провинции хлебнули её с лихвой.

Новое зелье наполняло душу приговорённого огнём, который выжигал все мысли и чувства, кроме муки. Постепенно человек настолько превращался в боль, что начинало медленно тлеть его тело. Этот кошмар мог продолжаться бесконечно — часы, дни… и даже недели. Смотря по тому, насколько тяжким считалось преступление. Если добавить, что один из компонентов зелья до самого конца не давал обречённому ни уйти в спасительное безумие, ни хотя бы на время потерять сознание, то становится понятно, отчего в Сударбе с тех пор больше не слышали ни о заговорах, ни о бунтах, а граждане Империи предпочитали быть всем довольны и преданно любить Императора. Впрочем, за мелкие преступления наказывали лишь несколькими каплями. Но и эту пытку мог выдержать далеко не всякий. Обычно приговорённые умирали в течение первых суток. Лишь единицы владели секретом, позволяющим пережить экзекуцию и остаться собой.