Айя Субботина - Шаманы крови и костей

  - Конечно. Не самые приятные ощущения в моей поганой жизни, чтоб его, но я помню каждое слово. Как будто сидел в стороне, жевал засахаренные орехи и наблюдал дрянной скомороший спектакль. Не очень приятно, когда тебя из своего же тела выставляют, знаешь ли.

  Хани насупилась и, потратив немного времени, встала. Под ногами лежал песок, хоть раньше она могла бы положить свои косы за то, что ступни чувствуют прохладный и гладкий камень.

  - Не знаю, что моя родня сделала со мной, но знаю, чем ты пожертвовала, чтоб я стал таким, как прежде, - словно поняв ее обиду, добавил Раш.

  Хани обернулась, силясь казаться спокойной.

  - Всего лишь всем Эзершатом, - назвала она цену.

  - Дорого я стою. - Раш потрогал себя за лицо, пробормотал проклятия и поблагодарил богов, что оставили при нем глаза и уши.

  Хани дошла до стены, провела рукой по острым камням и поморщилась от боли - на ладони осталась царапина. Она прошла вдоль всех стен, заглянула в каждый угол, но не нашла ничего похожего на дверь или лаз. Оно и понятно - Шараяне стены не были помехой, и замок ей был не надобен.

  - Нам не выбраться отсюда. - Девушка посмотрела на Раша, ища поддержки, но румиец не стал давать надежд, только коротко кивнул, соглашаясь. - И что делать?

  - Очевидно, ждать, когда голод одолеет нас. Мы оба так измотаны, что ждать ему выйдет недолго. В брюхе у меня пусто, как в бараньей голове.

  - Я бы не отказалась от бараньего окорока, - улыбнулась Хани, вернулась к нему и села рядом, давая себя обнять. От Раша несло паленой шкурой.

  - С грибами, - добавил румиец. - Чтобы его щедро обмазали медом и держали на вертеле до хрустящей корки. В одной таремской корчме именно так подают. Такой перченый, что, бывало, слезы из глаз брызгали от одного укуса. А оторваться сил нет.

  Хани сглотнула слюну, и негромко рассмеялась, когда услыхала, как Раш отозвался тем же. Румиец обнял ее крепче, зарылся носом в косы, и его дыхание пощекотало затылок.

  - Я боялся, что они что-то сделают с тобой.

  Северянка слышала, как нелегко ему далось признание, попыталась повернутся к нему, но румиец держал крепко.

  - Главное, что ты цела. Я бы хотел сказать, что мне жаль Эзершат, который ты ... могла бы избавить от темной богини, но мне дела нет до остальных. Пусть захлебываются своими невзгодами, умирают от болезней и проклятий - все равно.

  - Раш, - она извернулась так, чтобы хоть искоса видеть его лицо. Всполохи в глазах, что раньше пугали ее, сейчас согревали и успокаивали.

  Они так и уснули в обнимку, лежа в луче света. Сколько прошло времени - Хани не знала. Ее разбудил шорох. Девушка открыла глаза, спросонок не сразу поняв, где она и почему на губах соленый песок. Когда память лениво выкарабкалась, напоминая о себе, северянка заметила Раша, который карабкался на стену. Ему удавалось взобраться на десяток футов вверх, но потом он неизбежно падал - то нога соскальзывала, то ладонь. Румиец сыпал прокленами, вставал, отряхивался и штурмовал стену снова. Хани потерла глаза, про себя удивляясь, и как ему только не больно - ее ладонь до сих пор хранила след царапины.

  Живот потребовал пищи. Хани с трудом поворочала языком - во рту было сухо, а перед глазами сновали черно-серые мошки. Северянка заставила себя подняться и подошла к Рашу, собираясь отговорить его. И удивилась, когда увидела, что ладони румийца целы, только кое-где в мелких царапинах вдесятеро меньше ее собственной. Чтобы убедиться, что не ослабла умом, Хани тронула камни снова - на этот раз они были почти гладкими и не могли причинить вреда. Голод так шутит должно быть, рассудила северянка и, когда Раш в который раз упал, задержала его.

  - Хватит, - сказала коротко. - Не хуже моего видишь, что зазря кости трясешь. - Скажи мне лучше - темная богиня говорила что-то об обратном мире. Будто скоро все измениться и Эзершат доживает последние дни.

  Румиец задумчиво нахмурился.

  - Не знаю такого, - сказал, и Хани видела, что он не лукавит.

  Это сильнее разбередило ее беспокойство, о чем северянка рассказала Рашу.

  - Хани, меня не было в этих краях больше пяти лет, харст их знает, чего успели придумать. Ты-то уверена, что все верно поняла в ее словах? Мало ли чем Шараяна тебе мозги запорошила.

  Хани не стала спорить, но опасения ее окрепли. Она спросила Раша про тот голос, но румиец не смог ничего толком ответить. Сказал только, что оно едва не разорвало его изнутри.

  - Темная богиня говорила, будто Велаш должен был взять его, - задумчиво произнесла Хани. Они сидели в каменной западне, без крошки еды и капли воды, и все, что оставалось - вспоминать сказанное, и искать в нем потаенный смысл. Вдруг темная обронила отгадку, как выбраться из ее логова? Верилось с трудом, но то было последнее развлечение. - Я помню только одну воду, которая чуть было не погубила нас всех.

  - Я тоже ее помню, а еще помню фигуру, что выросла прямо из воды. Ваши воины все хором божились, что то Одноглазый высунулся. Только, Хани, на мне тогда ни одного ожога не было, и кровь так не вскипала, как теперь.

  - Тогда как же...?- начала она и запнулась.

  - В башне фергайр, - подхватил Раш. - То существо, что спасло тебя и чей огонь эдак меня разукрасил.

  - Ты говорил, что он родился из птенца, которого я за спиной носила. Но... почему?

  Раш молча предлагал ей додумать остальное. Выходило так, что та буря, которая сгубила корабли северян и едва не погубила ее саму - и впрямь была воля Одноглазого? И все ради уродливого птенца?

  - Неладное твориться в Эзершате. - Раш вытянул ноги и сглотнул. Его губы растрескались в кровь, и румиец слизывал ее с жадностью. - Подсказывает мне что-то, что тебе суждено было того птенца найти и выходить. А что из него выродилось - не знаю. Но Шараяна его боится. Сама видала - шарахалась от него, точно харсты от жрецов Виры.

  - Тот меч боль ей принес, - вспомнила Хани. - Она тоже умереть может, Раш! Боги Эзершата смертны.

  - Только отчего-то они не спешат избавляться от той, которая им всячески пытается насолить, - проворчал румиец.

  Хани подумала о том же в унисон его словам, но новое знание не желало укладываться в голове. Если Шараяна так проклинаема всеми, если столько бед от нее - отчего остальным богам не развеять ее в прах? Но вместо избавления своему народу, они не делают ничего, глядят лишь, будто выжидают - что дальше случиться?

  Должно быть, они снова уснули, потому что, растревожил ее шорох, будто им на головы сыпался песок. Девушка, слабая от голода, с трудом разомкнула веки: песок и вправду сыпался, казалось, отовсюду. Сделалось светлее - серебреный луч почти растворился в солнечном свете. Казалось, солнце просвечивает прямо сквозь стены.