Тиа Атрейдес - Дети Грозы

Охра. Надо как угодно добыть охру. И найти Ориса — он сам может не распознать ловушки. До рассвета всего пара часов, как раз чтобы найти и расспросить гадалку: то, чего Шельма не сказала страже, Призывающему выложит на блюдечке.

Стриж кинул прощальный взгляд на призрачную громаду Алью Райны, словно взлетающую к ярким южным звездам, на темную глыбу Алью Хисс… и замер. Дверь храма Темного открылась, на пороге показался настоятель. Длинные седые волосы, просвеченные багровым огнем светильников, окружили его кровавым нимбом. Голова настоятеля качнулась, отрицая или запрещая — Стриж совершенно точно знал, что си-алью видит его и обращается к нему. Но что старик хотел сказать? Спустя миг настоятель сердито махнул рукой, и порыв ветра толкнул Хилла прочь.

Эта ночь для Сибу шель Такаими, прозванной Шельмой, выдалась на редкость беспокойной. Букай с четверкой помощников, злые и трезвые, не спали сами и не давали спать ей — даже не отпустили в заднюю комнату, заставили сидеть посередине гостиной, на виду. Всех клиентов доблестные стражи порядка, разумеется, распугали, но об этот Шельма не жалела. Гадать на торговые прибыли или верность будущей невестки, когда с каждого блестящего бока кастрюли, из каждой чашки чая, из каждой шлифованной бусины смотрит Бездна? Спрятаться бы… Только от судьбы не уйдешь, как не завешивай окна.

— …а он и говорит, скотина: ставлю империал, что не пройдешь! Так что ты думаешь? Дурачок-то на империал и не глянул, а взял Рябого Кса за руку, да спросил: а ты-то сам как войдешь, вернешься? И повел к храму. — От переживаний в горле Букая пересохло, и он привычно приник к кружке. Но тут же скривил продубленную морским ветром физиономию, глотнув вместо пива воду. — Тьфу, сишах…

Из-под бахромы цветной шали, прикрывающей лицо, Сибу были отлично видны испуганные и полные любопытства лица солдат. Ее и саму пробирала дрожь, стоило подумать о Кса. В отличие от солдат, она-то видела и знала, что произошло с пьяным плутом, хоть и не была на площади Близнецов. Она нигде не бывала, да и зачем? Даже в собственном доме, надежно, казалось бы, огражденном от вторжения опасных случайностей, пряжа судеб переплелась так густо, что от духов прошлого и будущего не протолкнуться. А если выйти наружу…

— …прямо в Ургаш, говорю вам! Во, глянь! — Букай дернул себя за куцую косицу. — Седой, как есть седой! Никогда не боялся. Шис! Да что там… Плотник, скажи!

— Угу. Верно, — просипел низкорослый стражник с длинным серым рубцом на горле, поглаживая неизменный топорик. — Против Трехрукого вышел. Один.

Остальные трое стражников, не такие закаленные ветераны, уважительно закивали, хоть и слышали историю о том, как Букай завалил на арене Трехрукого, не меньше дюжины раз.

— А что видел-то? — не выдержал длинноусый, с парами тонких косиц на висках.

Букай глянул на него исподлобья, хмыкнул.

— А ничего. Исчез Кса. Шагнул за черту, и все, нет его. — Букай опустил взгляд, поковырял каблуком вязаный из лоскутов коврик, и продолжил: — Страшно, когда не знаешь, откуда удар. С Трехруким-то оно просто было. Быстрый, сильный, орочий сын, но все равно человек же, хоть и краснорожая тварь. А если против тебя незнамо что? Вот что ни говорите, а магия эта вся не для простого человека. Шеры вон жалуются, что Райна их благословения лишила, а может, оно все не так? Может, наоборот, без магии-то оно лучше будет? Просто и понятно. Честная сталь против честной стали, а не эти их закорючки, сишах…

Шельма под своей шалью вздохнула. Просто и понятно… когда-то она тоже думала, что без Дара все стало бы просто и понятно. Пока Учитель не показал, что это — жизнь без Дара. Не слепота, не глухота. Хуже. Ровно как бродить среди бесплотных призраков: людей, вещей, солнца и неба.

— Эй, Шельма, чего не спишь? Припомнила чего? — Обернулся к ней Плотник.

Сибу не ответила, только закряхтела и свистнула носом, словно во сне.

— Оставь в покое старуху, — проворчал Букай. — Пусть хоть она поспит.

— Чего за Шельму заступаешься? Или мешок золота тебе нагадала? — беззлобно просипел Плотник.

Бездумная подначка неожиданно сильно задела нити вероятности, смутные тени затрепетали, заплакали, Ургаш дохнул стылым отчаянием. Тонкая, как отравленная шпилька, мальчишеская фигура двигалась пятном тьмы в золотом ореоле — Сибу видела отмеченного Хиссом лучше, чем наяву. Вот он выспрашивает уснувшего под гибискусами нищего, вот скользит вдоль стен, невидимый бдительному патрулю, вот просачивается в заднюю дверь. А вслед за ним, сквозь прожженную тьмой дыру, вливаются в некогда защищенный дом тени, тени… прошлое и будущее танцуют свадебную микё, обмениваясь масками…

Сибу трясло. Холод и страх сковали её, не позволяя ни бежать, ни кричать. Только видеть и думать, перебирать паутинки в извечных поисках той, что выведет пусть не к свету, хоть к жизни. Но нити рвались и таяли, стоило темной фигуре коснуться их.

— Эй, Шельма! Да Шельма же! Что с тобой? — издалека звали незнакомые голоса. — Проснись, Шельма! Букай, что делать?

Беспокойные руки тормошили ее, обжигали, клочки чужих судеб вплетались в раздерганную ость предопределенности. Она не хотела видеть и слышать смерть, загораживалась обрывками паутины, но нити расползались в ее руках, слишком тонкие, чтобы выдержать взгляд сразу обоих богов.

Словно ниоткуда раздалось хриплое карканье:

— Не смотри, эй! Ни север, ни запад. Не желай ни звезды, ни окружья, ни злата, ни меди. В алом терне упавшая цепь королевы, не играй с ней, забудь льда и пламени песни… сгинь! Исчезни! Погасни! Фонарь и веревка, чешуя, черепок, ость и узел…

Карканье перешло в хриплый шепот, и только когда последние слова упали в перепутанную пряжу, свивая ее в новый узор, Сибу поняла, почему молчат и не шевелятся стражники. Снова дух Карум говорил её голосом. Говорил с тем юношей, что сейчас, скрытый Тенью, доставал из основания деревянной статуэтки в спальне гадалки фиал с пыльцой циль, завязывал в узелок коробочки и баночки с травами и настойками…

Темнота отступила. Вновь отступила, как первый раз, шестьдесят лет назад, когда восьмилетняя дочь богатого купца с острова Умо забралась на мачту готового к отплытию отцовского корабля и кричала на всю пристань — сама не понимая, что и зачем кричит. Но отец ее не поплыл на том корабле и не попал в шторм. Зато на следующий день после того, как обломки корабля принес прилив, пришел Старейшина и велел шеену Такаими отдать дочь в общину Серых Дев. И маленькая Сибу сбежала. Она всего раз видела одну из Угодных Слуг рядом со Старейшиной, и потом месяц не могла спать спокойно, все ей виделись пепельные, выжженные глаза на бесцветном лице Серой — на её лице.