Глен Кук - Стальные сны. Серебряный клин

Вспышка. Треск. Вопли ужаса. И еще один человек рядом конвульсивно заплясал в облаке голубых огоньков.

Вот оно что. Значит, воздушный кит не дает забыть о своем присутствии, хочет взять их измором, приступив к планомерной программе запугивания. Это чудище не остановится само, если только Плетеный не докажет, что может его остановить.

Жабодав отыскал Плетеного и стал рычать на него, пока у того в остекленелых глазах не появилось осмысленное выражение. Плетеный резко мотнул головой и вдруг его начало трясти, причем так, что все прутья его тела заскрипели и затрещали. Он изо всех сил пытался взять под контроль обуревавшую его ярость.

Дать ей волю означало все окончательно погубить.

Точное попадание любой из молний могло превратить деревянное тело в горстку пепла, сделав его почти беззащитным и отдав всю его армию во власть летающего чудовища. Где-то поблизости, планируя над лагерем, с шелестом проносились манты, выискивая шанс быстро прикончить его. Шанс, упущенный во время внезапной атаки.

— Немедленно потушить все огни в лагере, — шепотом приказал Плетеный. — Они освещают нас, превращая в отличную мишень.

Конвульсивные подергивания стихли. Он сумел-таки взять себя в руки и принялся бормотать заклинания. Медленно, мучительно медленно, он выстраивал вокруг себя колдовскую защиту от мант с их молниями.

Жабодав бегал по лагерю, щелкал челюстями, рычал, заставляя солдат поторапливаться. Костры залили водой, но это не помогло. Манты летали над лагерем всю ночь. Точность их попаданий не уменьшилась. Хотя и не увеличилась.

Казалось, им больше нравилось наводить панику, чем убивать. Нравилось держать всех в напряжении, в тревожном ожидании следующего удара. Странный способ вести бой. Хотя при очередном попадании молнии в какого-нибудь солдата с неба не падало ни единой слезинки.

Казалось, посланцы дерева-бога стремились просто напугать и рассеять армию Хромого. Жабодав был озадачен. Он не мог поверить в такое мягкосердечие нападавших.

Солдаты, группками по два-три человека, начали разбегаться из лагеря.

На своих трех настоящих ногах и одной деревянной бестия гонялась за ними, лаяла, кусалась, гнала обратно, а во время передышек крутила носом, пытаясь почуять, где находится воздушный кит. Некоторые дезертиры пытались сопротивляться. Ей пришлось убить не меньше дюжины человек, чтобы вправить остальным мозги на место.

Заклинания теперь обволакивали Плетеного многослойной защитой. Но наружу просачивалась боль.

Жабодав недоумевал. Чем надежнее становилась защита старого призрака, тем сильнее были испытываемые им страдания. Чтобы сделать эту защиту абсолютной, Хромому пришлось бы загнать себя в состояние настоящей агонии, лишиться рассудка, дойти до точки, откуда он уже не смог бы пробиться сквозь собственную защиту обратно.

Известно ли об этом тем, наверху, подумал Жабодав.

Плетеный знал ответ на этот вопрос.

— Все их действия направляет та, кого они зовут Белой Розой, — сказал он. — Она сейчас здесь, наверху, на спине воздушного кита.

Жабодав взвыл от злости. Белая Роза! Мягкосердечная с виду, но смертельно опасная, когда доходит до дела. Ну, тогда все понятно. Ей уже удалось загнать их в безвыходное положение. Без малейшего зазрения совести она предоставила Хромому выбор: либо терпеть боль, окружив себя надежной защитой, либо облегчить страдания, вновь оседлав ненадежного конька из ивовых прутиков. А тем временем им оставалось либо наблюдать, как армия тает в результате дезертирства, либо силой принудить солдат оставаться в лагере и тем подтолкнуть их к бунту.

Но, насколько он помнил повадки Белой Розы, должна была оставаться еще третья, не сразу видимая возможность выбора, к которой их сейчас подталкивали. Все же Белая Роза не до конца понимала, насколько убийственная мания руководит поступками Хромого. Она всегда оставляла благоприятные возможности и любила иметь несколько вариантов. А разумный вариант у нее на самом деле сейчас был только один: добраться до Хромого и придушить его.

Да, это была адская ночка. Никто не имел ни минуты передышки. Хромой так глубоко укрылся под своей защитой, что и не мог что-либо предпринять в этой страшной неразберихе. С наступлением рассвета частота атак возросла, словно Белая Роза хотела показать им, что может сделать день еще ужасней ночи.

Когда взошло солнце, армия была наполовину разбита. Дерево-бог выиграло первый раунд.

Его посланцы не стали устраивать второй раунд днем. Небо очистилось от мант. Воздушный кит поднялся очень высоко и отлетел на несколько миль к югу. Хромой кое-как собрал свою потрепанную банду и двинулся завоевывать следующий город.

Время легких побед миновало. Теперь все, кто оказывался на пути Хромого, знали о его приближении. И всегда над головами висел монстр с равнины Страха, карающий меч судьбы, готовый опуститься на их головы при любой оплошности.

Сама Белая Роза ошибок не совершала. Всякий раз, когда Хромой бросался в атаку, появлялись быстрые и безжалостные манты, своими молниями заставлявшие его скрыться под скорлупой защитных заклинаний. Он пытался отбиваться, даже уничтожил несколько штук. Хромой сдерживал себя, в надежде, что однажды воздушный кит ошибется и подлетит слишком близко. В руинах уничтоженных им городов он искал для себя новое оружие.

Белая Роза ошибок не совершала. Ни одной. Но маниакальная целеустремленность Хромого заставляла его армию двигаться вперед, к намеченной жертве. И до тех пор пока не свершится месть, даже враждебные действия дерева-бога были просто докучливой мелочью, назойливым писком комара.

Но покончив с главным…

Покончив с главным, он припомнит все!

XXIII

— Тут что-то не так, — сказал Смед.

— Кажется, я начинаю понимать, к чему ты клонишь, — ядовито ответил Талли. — Тебе кажется, что тут что-то не так.

Смед уже успел повторить свою фразу раз пять.

— Вот и Тимми так думает.

Тимми, словно эхо, три или четыре раза повторял за Смедом его слова.

— Они оба правы, — впервые за долгое время решил высказать свое мнение Старый Рыбак. — Здесь всегда было более оживленно. Повозки на дорогах. Охотники и трапперы в лесу.

Они уже выбрались из Большого леса, но еще не достигли по-настоящему обжитых мест. В здешних краях всегда едва чувствовалось дыхание цивилизации.

— Посмотрите туда, — указал рукой Тимми, поморщившись. Его ладонь по-прежнему сильно болела.

Чуть в стороне от дороги стоял сожженный дотла деревенский дом. Смед припомнил свиней, овец и шуточки по поводу запаха со скотного двора, когда они пробирались мимо этого места на север. Теперь здесь ничем не пахло. Рыбак, ускорив шаги, направился к дому, чтобы разузнать, что случилось. Смед не отставал от него.