Александр Меньшов - Железом и кровью

Стало сразу понятно, что передо мной главарь банды.

Он долго всматривался в моё лицо, а потом сказал:

— Я тебя сразу и не узнал. Как ты нас нашёл?

— Народная молва, — пространно ответил я, пока не понимая, о чём мы говорим.

Откуда он меня знал? Подумалось, что, может, обознался.

— Попить не дадите? — прохрипел я.

— Андрей! — повернулся Тятя к кому-то из своих.

Через минуту мне приставили ко рту флягу, и я сделал несколько жадных глотков холодной воды. Она имела приятный сладковатый привкус.

У одного из бандитов я увидел своё оружие. Оно лежало аккуратно сложенным на куске ткани.

— Развяжите его, — приказал Тятя.

— Но…

— Я сказал! — гаркнул главарь. Он дождался, когда меня освободят, и снова спросил: — Так как ты нас нашёл?

— Прослышал, что кто-то захватил Большие Валуны…

— Ха! Уже знают! — главарь хлопнул себя по толстой ноге. — Быстро же разнеслось! Андрей, Иван! Проверьте посты. А ты…

Тятя сощурился, вспоминая моё имя.

— Бор.

— Да-да, пусть так. Пойдём со мной.

Я потёр сомлевшие кисти рук и на деревянных ногах поплёлся следом за главарём. Оружие мне не возвращали.

Нас сопровождали ещё двое бандитов. Я сразу отметил их военную выправку. Это тебе не балбесы Дедяты.

— Почто прибыл? — спросил главарь.

Я отметил в его чертах что-то знакомое и некоторое время не мог понять, что именно.

Это был Борис Северский, отец Береста и Велеса. И то, что он меня знал, могло говорить только об одном…

От возникшей вдруг мысли, меня прямо бросило в жар.

Не знаю, правда, или нет, но я в прошлой своей жизни мог быть на их стороне. Иначе по-другому никак не объяснить, то, что я точно его знал.

Губы снова пересохли, и я с трудом сдержал волнение.

Очевидно, Борис не знал, что я убил его сыновей и сейчас служу в Сыскном Приказе.

А если знал?..

Нет! Навряд ли, — успокоил себя. — Откуда бы?

— Меня прислали по эльфа, — ответил я.

Тятя остановился и резко повернулся ко мне.

— Кто послал? — лицо его стало резким и грубым.

Вопрос застал меня врасплох. Слишком поздно я сообразил, что не имею на него ответа, а врать что-то надо было.

— Эльфы и послали, — усмехнулся я, решив напустить побольше тумана.

— Охренеть! Ну да можешь этой семейке передать, что его здесь уже нет.

И Борис пошёл к палатке.

Я задумался. Что за «эта семейка»? Среди эльфов есть ренегаты? Ну да! Он намекает на ди Дусеров, это как пить дать.

— Чего застыл? — крикнул Северский.

Я пошёл следом и тут же спросил:

— А где он?

— Иверский увёз.

— Кто? — теперь остановился я.

— Ванька Иверский.

— Так он же ж…

— Ага, — усмехнулся Борис и тут же скрылся в палатке.

Я облизал начавшие сохнуть губы и залез следом.

Внутри было по спартански просто. Северский присел на бочонок, и вытянул из походной сумки кожаную флягу. Откупорив её и сделав приличный глоток, Борис протянул её мне.

— А куда повёз-то? — спросил я, принимая флягу.

— Да что ты к тому эльфу прицепился! На верфь повёз.

— А-а! — потянул я и тут же отпил.

Содержимое было вином с приятным медовым оттенком.

— Я знаю дочь Иверского, Горяну. Она до сих пор в себя придти не может после того, как он пропал на Умойре. Поиски организовывала…

— Н-да, случай, — опустил голову Северский. — Долг превыше всего. Иверские такие. Коли родина требует…

— Долг? Родина? Вам не кажется, что мы не на той стороне, чтобы о сём говорить? — мне в сразу в голову пришло грубое высказывание по этому поводу Чаруши из Сыскного Приказа, мол, у нас всегда родина — говном воняет.

— Да? — прохрипел Северский, вставая на ноги. Широкое лезвие меча, закутанное в расписные ножны, хлопнуло его по голени. — А ты вот спроси у парней. Этих вот парней. Спроси, что, по их мнению, вернее: отдать долг, служить родине или… или стать предателем. Перейти на сторону врага. Спроси!

Я потупил взор.

— Родина на первом месте! Ха! Смешно, ей-ей! И чем ответила им твоя родина в лице грёбанной Лиги? Домой не успели вернуться, а тут… А у кого-то и дома уже нет… А ты думаешь, что деды и прадеды наши… этих вот парней не служили родине? Сейчас все эти… эльфы… гибберлинги, грязная кровь… все эти новоявленные спасители и защитнички, оплывшие от сытой жизни, захотели счастливой жизни… все они стоят у руля и кричат, мол, вперёд. Мол, спасём Лигу от посягательств Империи. Спасём от чего? Каких посягательств? На кого? На них, толстозадых недоделков? Грязная кровь…

— Вы воевали и, думаю, что видели этих «посягательств» немало, — ответил я.

— Видел, — злобно заулыбался Северский. — Видел. Но только со стороны Лиги… Вернее, тех, кто так много кричит о её спасении. Где эта «благодарная Родина»? На Тенебре? Новой Земле? Или на грёбанной Святой Земле? Да и что такое родина такая? Ведь это не нечто эфемерное. Это твоя семья, — Северский ткнул пальцем в мою сторону, — твои близкие, друзья, односельчане… живые и мёртвые… Вот что значит родина! Для каждого из нас, — тут он смачно хлопнул ладонью по своей широкой груди, — она своя. И каждый из нас стоит за неё горой! И всегда будет извечный вопрос: отдавать ей долг — это сделать счастливым… да что скрывать — богатым и тоже, — некого незнакомого человека, эльфа-сластолюбца, недомерка-гибберлинга? Или своего? А?

Молчишь… И будешь молчать. Ведь это не ты приходил к их родственникам, — Северский кивнул куда-то себе за спину, — и не ты сообщал им о смерти их сына, брата, мужа, отца! Когда они смотрят на тебя и в толк не возьмут, почему он погиб защищая что-то… где-то… И спрашивают меня, мол, а их кто будет защищать? Ты представляешь каково это? Поймёшь ли глубину их скорби? Потерять, может единственную опору и отраду в этой жизни! Некому защитить! Нет того, на кого можно было положиться. Того, за кем чувствуешь себя, словно за каменной стеной.

Я не могу тебе передать эти чувства… испытать их… Эту боль и свою беспомощность…

— Да и можно было бы смириться, мол, он защищает родину… защищал, — Северский махнул рукой в каком-то отчаянии. — Исполнял свой долг. А его семья теперь бедствует. Никто из этих гадёнышей из Новограда и не думает ей помочь! И даже не думал помогать! Им плевать… Грязная кровь!

— Да? Интересно рассказываете, — перебил я. — А что до вырезанного хутора? Тоже родину защищали? Что до грабежей и убийств на Западном тракте?

Северский усмехнулся. Его лицо было очень эмоциональным и от того весьма красноречивым.

— А это, мой драгоценный, не мы. А такие как вы!