Гай Орловский - Ричард Длинные Руки

– Твое место у повозки, дурак!.. Там опаснее всего!

Я молча подал коня назад. Хоть и назвал дураком, но нечаянно проговорился, что я стою не меньше его, благородного и обученного рыцаря. Если не больше.

Дорога пошла с малым наклоном вниз, я видел впереди вытянутую рощу, а дальше снова горы. Не совсем горы, скорее два десятка странных остроконечных скал, земля там выглядит прокаленной в огне до крепости обожженной глины. Бернард сделал вялый знак правой рукой, что было похоже и на крестное знамение, и на жест хозяина, показывающего свои владения уже в сотый раз.

– Там, за теми скалами, прямая дорога к нашему Зорру, – сказал он. – Всего день пути!.. Впрочем, я забыл, ты сам все видел с высоты. Вот минуем скалы…

Я передернул плечами.

– Не нравятся мне эти скалы…

Он хмыкнул.

– Мне здесь многое не нравится.

– Скалы, – сказал я осторожно, – какие-то странные. Там ничего не происходило?

Он не понял, повернулся и посмотрел на меня в упор.

– Ты о чем?

– Ровная степь, – объяснил я. – Ну, рощи кое-где, тоже понимаю… А вот те скалы откуда взялись?.. Горный хребет тут ни при чем. Да и не сразу горы начинаются, а как-то медленно…

Я запутался, не зная, как объяснить, не мог же сказать, что это напоминает ядерный взрыв или падение метеорита размером с астероид, что не взорвался, как ядерная бомба в сто миллиардов мегатонн, а обрушился градом раскаленных каменных обломков. Там на глубине этих каменюк намного больше…

– Что скалы, – проворчал Бернард. – Разбойники хуже… Мы-то отобьемся, но народ от них бежит… В тяжелые времена разбойники плодятся как мухи при навозе. Там, где поедем, уже давно нет мирных путников..

Рудольф пояснил мне сурово:

– Значит, кого бы ни встретил – бей!

– А спрашивать потом?

– Зачем? – удивился Рудольф. – Известно, что хорошие люди перестали пользоваться этой дорогой уже давно…

Я промолчал, что мы-то пользуемся, Бернард добавил:

– Их не просто убивали. Это раньше убивали просто. А сейчас пытают и мучают… без надобности. Просто так. Этого я не понимаю. Добро бы вызнать какие-то тайны, но ради удовольствия? Но пытают и мучают просто так. Мы сами находили замученных женщин-поселянок – что они знают? – изувеченных детей, младенцев еще живых, но со вспоротыми животами…

Рудольф возразил:

– Откуда знаешь, что увечили люди? Я слышал, нечисть. И следы мы находили нелюдские.

– Нечисть просто убивает, – ответил Бернард. – Убивает и жрет. Все понятно. Но вот зачем пытать? Зачем кожу сдирать с живого, кричащего человека?.. Зачем сажать на кол простого селянина да еще на глазах его семьи?

– Но все-таки нечисти там много, – сказал Рудольф угрюмо. – Чересчур. И такие чудища появились, о каких раньше не слышали.

Шум воды мы сперва услышали, а когда мой конь поднялся повыше, я увидел озверевший горный поток, весь в пене, прыгает по камням, как Маугли по джунглям. Иные камни с грохотом дергает взад-вперед, но утащить кишка тонка. Дальше вода красивыми каскадами уходила вниз, пару раз получались красивые длинные водопады, словно отрендеренные в 3D Max Studio.

Глава 31

Внизу уже не поток, а река уходила в ущелье, мрачное и темное, но через само ущелье от края и до края пролег узкий, похожий на акведук мост из багрового гранита. Изумительно высокие колонны, кажется, контрфорсы, поддерживают мост. Вода билась о них с такой силой, что брызги взлетали до середины столбов.

Я с ходу определил, что мост чересчур узок, нарочито узок, по нему можно ехать только по одному всаднику в ряд. Да и то осторожно, не вскачь, а на той стороне не зря эта массивная и зловещая башня-крепость. Мальчишка с арбалетом в состоянии задержать целую армию. Достаточно застрелить одного всадника, чтобы через его труп не перебрались остальные. Надо спешиваться и сбрасывать с моста в воду, а за это время их самих истычут стрелами…

И, самое главное, по этому мосту не пройдут волы. И не протащат телегу. Сердце мое начало стучать чаще. Похоже, наступает час правды. Волов придется оставить, а мощи наверняка понесем на руках. Я сам могу нести их в мешке за спиной. Но что в повозке еще? Кроме оружия?

Все слезли с коней, в молчании проверяли конскую сбрую, подтягивали подпруги. Я нацепил коню на грудь конский щит, почти человечий, только выкованный с учетом конских форм, набросил ему на голову и шею тонкую кольчугу, где для глаз и ушей широкие прорези. Конь взбодрился, дурак, начал храпеть, показывать зубы, вот какой он страшный и сильный, раздувал ноздри, вращал огненными глазами, даже попытался встать на дыбы.

Потом долго и кропотливо я надевал подобную сбрую, только потяжелее, на себя. Наколенные щитки придумали, оказывается, вовсе не хоккеисты, да и остальные доспехи очень напоминают где спецназовские, где спортивные. Наплечники, налокотники – как у велосипедистов или бегунов на роликах, вязаная шапочка под металлический шлем, толстая шерстяная рубашка, сверху – кольчуга, а уже потом – цельнокованый металлический панцирь, шлем, прочее железо. Полагалось еще и плащ сверху, чтобы сверканием доспехов не выдать себя издали, но прятаться бесполезно, и я повесил меч справа у пояса, молот прицепил на свое место слева.

Странное чувство защищенности, и что-то еще неуловимое, гордое, как победа над собой. Простолюдин, вспомнил я слова Бернарда, не станет таскать на себе эти доспехи. Он слишком себя любит и жалеет, но свою лень подает как отвагу, мол, он не страшится встретить опасность голой грудью, втайне уверенный, что любая опасность его минует. И потому простолюдины гибнут как мухи от метко пущенных в спину стрел, от слабого удара ножа или даже брошенного камня, от которых спасают доспехи. Простолюдин не станет истязать себя, обучаясь драться мечом или топором, он лучше понежится на солнце, поудит рыбку, снова полежит, пойдет к гулящим девкам. Простолюдин всегда ищет любую возможность увильнуть от нагрузки, работы, дела, а вот рыцарь…

Бернард насторожился, вскинул руку. Все затихли. Далеко-далеко в ночи раздался тоскливый вой. Мороз пробежал по шкуре. Жуткая обреченность в этом вое, словно эти существа уже зрят все муки ада, куда их волокут черти.

– Нечисть? – прошептал я.

– Хуже, – ответил Рудольф.

Я не понял, всмотрелся в угрюмое широкое лицо.

– Что может быть хуже?

– Волки, – ответил он хмуро.

– Волки?

– Да, простые честные волки. Которых ты видел очень далеко. Как думаешь, кого наши кони и волы боятся больше?

Вой распадался на множество голосов. Я представил себе в темном лесу с полсотни этих голодных зверей с горящими глазами, их кто-то собрал и направил, а сам следом, луки наготове, а мы здесь, отстреливай на выбор…