Ночь роя - Роберт фон Штейн Редик
Понедельник, 25 халара.
Может быть, & нет. Если Роуз действительно бессмертный, то он один такой. Весь корабль взбудоражен; поговаривают о войне банд. Круно Бернскоув был зарезан в своей камере.
Глава 15. РЕДАКТОР ПРИНИМАЕТ ОПРЕДЕЛЕННЫЕ МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ
Мне жаль, что вас хотят лишить удовольствия знакомиться с моими знаниями. Возникли некоторые трудности с ректором, так что я забаррикадировался в библиотеке и пишу без передышки. Вряд ли мне нужно упоминать, что делать это с каждым днем становится все труднее. Мои руки меняют форму, большой палец отказывается сгибаться. Я сломал два пера, испортил бесчисленное количество листов льняной бумаги. Я экспериментировал с другими приспособлениями, привязывая перо к вытянутому пальцу. Это работает, в некотором роде: я судорожно царапаю страницу, как кошка, которая каждый день просит милостыню у двери моей кухни.
Я должен послать кого-нибудь покормить это животное, потому что меня не было дома целую неделю. За день до моего тактического переезда ректор прислал посыльного к моей двери. Читая со свитка, мальчик объявил, что я должен посетить кабинет ректора «без колебаний» (имел ли он в виду задержку?) и отчитаться за «непостоянное поведение», которое у меня «вошло в неприятную привычку».
Естественно, я рассмеялся. Но я не смог добиться от мальчика с плоским лицом даже улыбки. «Непостоянное поведение не может быть привычным — ты, конечно, это понимаешь?» Мальчишка только ежился, стараясь не пялиться на меня. Я дал ему чаевые. Он бежал, спасая свою жизнь.
Той ночью я получил второе послание — на этот раз от Грейсанского Общества Самосовершенствования Имени Фулбрича (или Помешанных Имбецилов), — которое было привязано к кирпичу, разбившему мое окно. Я проспал нападение (лицом вниз на своей рукописи). Гении решили атаковать мою ванную, и кирпич приземлился прямо в ванну, во вчерашнюю воду. Обнаружив послание на следующее утро, я высушил записку с угрозами и прочитал все, что смог: ПРОФЕССОР: ЕСЛИ ВЫ ЭТОГО НЕ СДЕЛАЕТЕ………МЫ БУДЕМ……С МОГУЧЕЙ……… ИСТИНЕ И СПРАВЕДЛИВОСТИ!
Конечно, не слишком увлекательное повествование, но гораздо лучше, чем альтернативные концовки, которые они продолжали присылать мне для Путешествия Чатранда.
Я собрал свои записи, набил сумку одеждой, свистнул Джорлу. Молодые ученые ждали в библиотечной башне, как и в любое другое утро, и мы спокойно проработали два дня. Потом я застукал одного из них — кстати, моего любимца, — засовывающего экземпляр шестнадцатой главы себе в нижнее белье. Последовал допрос, и рыдающий ученый наконец признался, что уроды из Фулбрича щедро платили ему за каждую страницу, которую он выносил контрабандой.
Я уволил их всех. На следующий день я разослал своих посыльных и побеседовал с несколькими переписчиками из деревни. Тот, кого я сохранил, — нищенствующий проповедник, чья вера предписывает ему носить только набедренную повязку. От него воняет, но и от меня тоже.
Я тоже нанял охранников, и с ними у меня не было никаких проблем. Они фликкерманы, вы понимаете. Им потребовалась неделя, чтобы найти мое место жительства, а затем они потребовали предоплату. В конце концов мы пришли к соглашению, но они недовольны и любят возвращаться к спору между собой, проявляя раздражительность и плохую дикцию, прямо за пределами моей комнаты. Я заставил их пообещать не подвергать посетителей библиотеки ударами электрическим током. Они не слишком счастливы — они любят видеть, как длинные волосы студенток встают дыбом, как иглы у дикобраза.
Не имеет значения. Их противные физиономии возымели желаемый эффект: наконец-то я свободен от посетителей. Перепуганный повар оставляет мою еду на лестнице. Фликкерманы приносят ее мне и опорожняют мои ночные горшки. Мне кажется, моя еда оскорбляет их ноздри больше, чем отходы моего организма, и, учитывая снижение стандартов в этой Академии, я начинаю с ними соглашаться.
С тех пор как я переехал в эту башню, Общество Фулбрича не удостаивает меня посещением. Однако я вижу их из окна: они жмутся друг к другу, сговариваются. Несколько дней они пихали брошюры в руки студентов, профессоров, садовников, но растерянное безразличие, которое те вызывали, должно быть, их деморализовало; теперь они сидят и дуются. Но они не безобидны. Некоторые из них происходят из богатых семей. Президент общества, мистер Мое-Имя-не-Важно, является одним из таких детей: его мать подарила школе двор, полный скульптур. Великие мраморные герои с выпяченной грудью, поднятым оружием и царственными лицами, усыпанными воробьиным пометом. Страсть этих негодяев передалась по наследству.
Неужели он действительно хотел убить меня этим ножом? Не думаю. Если он и желал чего-то, кроме выплеска ярости, так это наказать меня царапиной. Ему и его товарищам-кукушкам нужно, чтобы я закончил рассказ — по их вкусу, конечно. И им нужны мои персональные данные, чтобы к этому отнеслись серьезно. Мое имя на их версии Путешествия Чатранда: вот как, по их мнению, все это закончится.
Как ни досадно, но они мне тоже нужны.
Их Общество, в конце концов, ненавидит одну фигуру выше меня — и я говорю не о Пассивном Паткендле. Я имею в виду ректора, человека, который язвительно заметил, что сжег бы это Путешествие, если бы в нем содержалось какое-либо оскорбление «национальной гордости» (спросите его, что означает эта фраза; вы уйдете сбитым с толку). Он трусливый человек, почти во всех отношениях, но трусы, наделенные властью, опаснее крокодилов. Больше всего он боится попасть в неловкое положение. Конечно, сумасшедший (чтобы не говорить ликантроп) заслуженный профессор, который захватил библиотечную башню и защищает ее с помощью гуманоидных эквивалентов электрических угрей, мог бы ввести его в затруднительное положение. Особенно, если упомянутый профессор останется в упомянутой башне во время Конференции Спонсоров, подобной той, которая начинается на следующей неделе.
Что может быть хуже? В воображении возникает множество вещей. Профессор, прыгающий с башни средь бела дня. Или поджигающий ее. Или осада полицией Академии, и имя ректора навсегда связано с картинами убитых фликкерманов, их окровавленные руки все еще искрятся, их лягушачьи языки свисают с лестницы; и странный старый профессор, свернувшийся в предсмертной судороге вокруг своей рукописи.
Или, что еще хуже, отсрочка. Ректор ждет, пока безумец выйдет. Сумасшедший заканчивает свою книгу, видит, как она публикуется, и неопровержимая истинность ее утверждений признается всеми мыслящими существами. Спонсоры, в основном не относящиеся к этой категории, восстают в яростном отрицании. Говорящие крысы! Чудовищные длому! Башни Бали Адро, построенные рабами! Этого никогда не
