Елизавета Абаринова-Кожухова - Искусство наступать на швабру
A совсем недавно сослуживец Столбового, инспектор Лиственицын, поведал Дубову о том, как лет пятнадцать назад у Грымзина похитили дочку. И тоже -поиски никаких результатов не дали, а их ходу всячески мешали где-то "наверху".
– Да, я просто обязан установить истину, – пробормотал Дубов, укладываясь в постель. – Это дело – по мне.
"Вот приеду домой... – думал Великий Сыщик. – Впрочем, начать можно уже здесь, на корабле. Поговорю с Грымзиным. Да, кстати, и Гераклов ведь сказывал, что был знаком с ее приемными родителями..."
Под эти мысли, да под мерное покачивание на легких волнах Кислоярки, адмирал погрузился в глубокий сон.
ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ – СРЕДА
Рано утром Серапионыч вошел в кают-компанию, где уже находились многие из обитателей "Инессы". Вид у доктора был усталый, но довольный. Все взоры устремились на него.
– Будет жить, – произнес доктор и в изнеможении рухнул на диван.
В кают-компании раздались громкие крики радости, перекрываемые, однако, могучим речитативом господина Гераклова:
– Благодарю тебя, о мудрый и великодушный Кришна, что услышал мои мольбы и спас Веронику Николаевну от лютой смерти! Харе Кришна, Харе Кришна...
– Однако же, – невозмутимо продолжал доктор, когда гул стих, – мы пока не должны ничего говорить Веронике Николаевне о тайне ее происхождения – такое потрясение может оказаться для нее вредным, она еще так слаба...
– Ну что ж, – адмирал глянул на часы, – думаю, пора в путь.
Все, кто был в кают-компании, отправились по своим рабочим местам, и через несколько минут яхта, дав победный гудок, двинулась вверх по Кислоярке.
* * *Попросив радистку Кэт подежурить у Вероники, Серапионыч отправился на палубу подышать свежим воздухом.
– Евтихий Федорович, можно вас на минутку? – попросил он адмирала, с умным видом стоявшего на капитанском мостике и вдаль глядевшего в свой знаменитый бинокль.
– Да, пожалуйста, Владлен Серапионыч. – Адмирал отложил бинокль и вместе с доктором прошел к столику, установленному на палубе.
– У меня к вам одна маленькая, но ответственная просьба, – начал Серапионыч. – Я заметил, что вы за время пути смогли, так сказать, установить некий душевный контакт с Вероникой Николаевной. – Адмирал кивнул. – Ну и вот, я тут, знаете, подумал – кому бы, как не вам, морально подготовить ее к тому, что ее родители живы. Ну там поговорите с ней о том, о сем – думаю, не мне вам объяснять, как это делается. A то если все ей вывалить одним махом...
Вдруг вдали раздался какой-то нарастающий гул, и на горизонте показались две черных точки. Однако по мере их приближения выяснилось, что это два вертолета. Пронесшись по небу навстречу "Инессе", они скрылись вдали.
– A я уж подумал, что это за нами, – поежился Серапионыч.
– Да нет, – улыбнулся в бороду адмирал, – скорее, за нашими друзьями – Лукичом и Степановной.
– A я решил, что это летающие тарелки! – крикнул от штурвала банкир Грымзин.
– A вы что, Евгений Максимыч, в них верите? – удивился доктор.
– После того как нашлась моя дочка, я готов поверить в любое чудо, -радостно ответил Грымзин.
– A кстати, Владлен Серапионыч, – понизив голос, заговорил адмирал, – вся эта давняя история с похищением Вероники и гибелью ее приемных родителей кажется мне очень подозрительной.
– Есть много в Кислоярске, друг Евтихий, что и не снилось нашим мудрецам, – уклончиво ответил доктор.
– Мудрецам – возможно, – продолжал адмирал, – но разве это допустимо: убийства, похищение детей, и никто не виноват! Может быть, конечно, у вас в Кислоярске это в порядке вещей...
– Я вот слушаю вас, Евтихий Федорович, – задумчиво протянул Серапионыч, – и кажется мне, будто сам Василий Дубов сидит предо мною и говорит все это.
– Да? – немного смутился адмирал. – Я вообще-то мало был знаком с покойным Василием Николаичем. Когда он приезжал в Москву, нас познакомила Надежда Чаликова. Но ведь вы, Владлен Серапионыч, насколько я слышал, были его близким другом и иногда помогали в расследованиях, не так ли?
– Так-то оно так, – вздохнул Серапионыч, – да только те давние дела, о которых вы теперь говорите – очень темные и грязные. Я бы, знаете, не стал в них соваться...
– A я собираюсь их распутать, – резко перебил Рябинин, – и надеюсь, что вы мне поможете, как помогали когда-то Дубову.
– Вот и Василий Николаевич боролся с коррупцией в самых высших кругах Кислоярска, – печально пробормотал доктор, – и где он теперь?
– A и вправду, – тряхнул бородкой адмирал. – Как говорится, что мне Гекуба? Живите и дальше в ваших Кислоярских нечистотах, мне-то что за дело? – Евтихий Федорович встал из-за стола и решительно направился к капитанскому мостику.
– Погодите, – остановил его Серапионыч. Адмирал вернулся. – Пожалуй, вы правы, Евтихий Федорович. Но чем я могу вам помочь?
– Вы, Владлен Серапионыч, всю жизнь живете в Кислоярске, знакомы с половиной города, так ведь? И неужели ничего не слышали, никаких слухов, сплетен, в конце концов? Ведь здесь даже любая сплетня может стать первой ниточкой к отгадке.
– Вы, дорогой адмирал, говорите прямо как покойник Василий Николаич... – Произнеся это, доктор надолго замолк. Адмирал не торопил его. – Ну ладно, что с вами поделаешь, – продолжал Серапионыч, – выложу вам все, что знаю. Насчет убийства приемных родителей Вероники ничего конкретного сказать не могу – их изуродованные трупы были преданы земле минуя городской морг, которым я имею честь заведовать.
– Почему, как вы думаете? – спросил адмирал.
– Ну, вы же сами говорили – дело подозрительное. A вот нечто относительно исчезновения самой Вероники я имею вам сообщить. Может быть, это и станет первой ниточкой – кто знает? – Доктор вновь немного помолчал. – Это было – когда же это было? Да, в ноябре или декабре восемьдесят второго, как раз вскоре после кончины достопамятного Леонида Ильича. Ко мне прямо в морг заявился некто и потребовал составить свидетельство о смерти. Когда я возразил, что не могу этого сделать, не видя покойника, он страшно разозлился и показал мне свое удостоверение. Я вновь повторил, что должен увидеть труп, и тогда он совсем вышел из себя и заявил, что если я не прекращу сопротивляться представителю правоохранительных органов, то его друзья меня растопчут и с дерьмом съедят. A что мне оставалось? Я и написал, как велели, мол, Вероника Грымзина умерла от крайне заразной болезни -дифтерита. Когда свидетельство было готово, он очень обрадовался, схватил эту липовую бумажку и ушел. Но в дверях обернулся и сказал, что если я хоть одной живой душе об этом проболтаюсь, то мне не жить, потом противно захихикал и вышел вон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});