Пэт Ходжилл - Маска бога

Джейм узнала мелодию. Четыре дня назад, к северу от Фалькира, она слышала, как запачканный углем мерикит напевает ее, лежа у костра Кануна Лета. А кости Сгоревшего Человека, подобранной девушкой на том месте, в кармане больше нет. А где… ах да. Она забыла потребовать ее обратно у Индекса.

Индекс, спустившийся сюда раньше всех. Милостивые Трое, где же он?

Из-за развалин появились еще мерикиты — добрая дюжина, все полуголые, как их старейшины, все в замысловатых татуировках. Последним с очевидной неохотой вышел нервный молодой человек в зеленом домотканом балахоне, мрачно несущий венец из плюща.

Киндри издал невнятный звук, словно задохнулся. Совсем рядом с ними стоял гигант — юный мерикит, облаченный лишь в алые подштанники. Его длинные рыжие, как у лисицы, волосы слева были собраны в десяток или даже больше косиц, мощные руки и грудь чернели татуировками. Он, должно быть, спустился с Горы Албан, это наверняка его босые ноги оставили те огромные отпечатки, виденные наверху Джейм. Зеленые близко посаженные глаза расширились, когда он прикоснулся к белым волосам шанира. Мерикит дернул прядь. Киндри вскрикнул, чуть не упав. Великан ухмыльнулся и ухватил локон покрепче.

— Нет, — сказала Джейм, словно приказывая большой, глупой и непредсказуемой собаке, кладя руку на локоть мерикита.

Когти ее отыскали нерв. Гигант, ойкнув, отпустил Киндри, глаза выпучились сперва недоуменно, потом налились яростью. «А ведь он, — подумала Джейм, задрав голову, — очень, очень высокий».

Что-то громыхало по лестницам Горы Албан: ящик из кладовки, разбившийся при падении. Бабочки, пойманные, быть может, сотни лет назад, изумрудные, аметистовые, золотые, бронзовые, вспархивали и тут же рассыпались в прах при первой же безумной попытке взмахнуть иссохшими крыльями. Малиновый мох, хранивший их, сыпался ливнем искорок. Сверху вполне внятно донесся издевательский смешок.

Великан-мерикит тоже расхохотался, но оскал, который он обратил к Джейм, был полон злобы. Он перебрасывал клок мха из руки в руку, лицо его багровело теми же огненными цветами. Затем он швырнул комок на груду расколотых скамеек.

— О мой бог, — выдохнула Кирен, переводя взгляд с кучи деревянных обломков на незащищенный фундамент Горы Албан.

К Кануну Лета разложен далеко не один костер.

— Так вот что имела в виду матрона Ярана, когда говорила, что Горы Албан нет там, где ей положено быть.

Торисен стоял в сводчатом нижнем зале училища, выглядевшем вполне нормальным, за одним исключением. То же было и со всем строением, очевидно не затронутым лавиной предвестий, только что прокатившейся мимо на уровне вершины утеса, и тряской, предшествовавшей ей. Можно было бы и догадаться, что призрачный свет, льющийся из каждого окна в скале, не имеет ничего общего с приветствием прибывших. Вот туманная лестница, вот тянущиеся в высоту белые бесплотные этажи, прорезанные кое-где темными полосками скелета железного дерева.

— Ау? — закричал лорд мерцающей стене. — Есть там кто-нибудь?

— Все равно тебя не услышат, — пробурчал Лютый.

Вольвер присел на корточки и принялся вылизывать ободранные и стертые подушечки лап. После восхода они покрыли около тридцати лиг, сменили нескольких лошадей, но он настоял на своем — большую часть пути пробежал на своих четырех. Лучше больные ноги, чем отбитое седалище. Теперь, однако, он уже не был столь уверен.

Торисен отвернулся, ругаясь вполголоса. Столько пройти только для того, чтобы снова наткнуться на препятствие… Всю зиму он прятался в Котифире, а этот бросок к воссоединению подхватил его, как весенний паводок. Лорд не знал, куда его зашвырнет в итоге, что случится, когда они с сестрой — в конечном счете — все-таки встретятся, но увидеться они должны непременно. Скоро.

Разочарование, обостренное тревожным нетерпением, кинуло его обратно к подножию лестницы, высвободило врожденную силу высокорожденного в голосе:

— Черт возьми, спускайся!

Лютый вытаращил глаза, шерсть на спине медленно поднималась дыбом. Что-то действительно шло вниз. Сперва не видно было ничего, кроме почти незаметных облачков, отрывающихся от ступеней, потом показались неясные очертания ног, тела, головы — привидение во весь рост молча и неуклонно приближалось.

Торисен отступил на шаг, чуть не споткнувшись о поспешно попятившегося вольвера. Горло саднило от опрометчивых слов приказа. Что, во имя Порога, он вызвал? Что-то знакомое в посадке широких плеч призрака, его размеренной, мрачной поступи…

— Шип? — выдохнул он. — Железный Шип? Проклятие, Рябина, закрой ту дверь!

Слишком поздно. Порыв ветра прошмыгнул в зал, увернувшись от прихрамывающей коренастой домоправительницы, взметнув прошлогодние осенние листья у нее под ногами. Привидение на лестнице запнулось, заколебалось. И исчезло.

Рябина ничего не заметила. На покрытом рубцами лице застыло всегдашнее непроницаемое выражение, но напряженность осанки женщины, быстро вошедшей в зал, выдавала ее собственные проблемы.

— Только не говори, что нас нагнала Калистина! — невольно воскликнул Торисен.

Рябина улыбнулась уголком губ:

— Нет, мой лорд, но, Черныш, мы нашли кое-что, на что тебе стоит посмотреть.

Южнее Горы Албан чертова лошадь снова замедлила ход, стала спотыкаться, с опущенной морды свисали удила в клочьях кровавой пены. Калистина яростно дернула поводья.

— Леди, полегче, — предупредила капитан ее охраны. — Конь почти выдохся.

Миледи под маской осыпала бранью все на свете. Будь проклят Торисен, прибравший к рукам всех почтовых лошадей от Готрегора до училища летописцев, — будто бы это может остановить ее. Одна за одной ее клячи пали, так что Калистина потеряла весь свой эскорт, кроме капитана. Ладно, ей не настигнуть Торисена с солдатами за спиной, но, видит бог, она догонит его, даже если придется загнать всех лошадей в долине.

Налетевший ветерок сбил набок тяжелую дорожную маску, миледи рывком вернула ее на место. После нападения норфской сучки она не осмеливалась взглянуть в зеркало, но эффект снадобья всего лишь временный. Не может не быть временным.

«…Не думать о сморщенной руке горничной, вцепившейся в косу, захлестнувшую ее шею, не думать…»

Что у нее есть, кроме милого, очаровательного личика? Кто она без него? Блестящее платье, ввалившаяся маска…

Нет. Она была и всегда будет красивой — прекрасной, чего никогда никто бы не сказал и никогда уже не скажет о норфской Джейм.