Далия Трускиновская - Шайтан-звезда (Книга вторая)

– Они затянутся до тех времен, пока не вернутся сборщики мимозы из племени Бену Анза!

– О Хайсагур… – джинн задумался. – Тебе придется призвать на помощь Грохочущего Грома. Если кольцо было вложено в пенал Гурабом Ятрибским, если пенал был вручен далекому от магии ас-Самуди, то предполагалось, что он при помощи заклинаний управится с ифритом. Значит, это можешь сделать и ты. Ведь вы, гули, не раскисаете в воде и не слабеете в беде…

– Где-то я уже слышал эти слова, – Хайсагур горестно усмехнулся, вспомнив, что сам же похвалялся стойкостью гулей перед Джейран. – Ну что же, приказывай, о друг Аллаха. Что я должен сделать с этим кольцом?

– Я полагаю, положить его на ладонь и растирать пальцем, пока что-нибудь не произойдет…

– Должен ли я при этом быть в круге?

– Не знаю, о гуль. Наверно, так будет лучше…

Хайсагур прекрасно понимал смущение Маймуна ибн Дамдама. Что могли сделать джинн, лишенный огня, и мохнатый гуль против могучего ифрита, не владея сильными заклинаниями власти, если этот ифрит окажется не в духе? Джинн не настаивал. Он лишь предлагал. И Хайсагур знал, что Маймун ибн Дамдам предлагает ему это опасное дело лишь потому, что конским копытам не дано брать и растирать медные кольца.

Гуль положил на широкую темную ладонь медное колечко, провел по нему пальцем, чуть нажимая, и описал круг, затем второй и, наконец, третий.

До его слуха донесся отдаленный грохот, подобный тому, который предвещает грозу.

– Он спешит к нам, о Хайсагур, ради Аллаха – не бойся! Ничто не спасет тех, кто в замке, кроме твоей стойкости! – раздалось в голове у гуля.

– Кто посмел потревожить меня? – услышал он уже ушами. – Кто этот ничтожный?

– Это я, о Грохочущий Гром! – отвечал Хайсагур. – Я, горный гуль Хайсагур, позвал тебя! Если ты здесь, так появись!

И перед ним появилось такое чудище, что конь аль-Яхмум, выражая ужас, охвативший Маймуна ибн Дамдама, захрапел и попятился.

Ростом ифрит Грохочущий Гром был, пожалуй, как башня Пестрого замка, и голова его была, как купол, и зубы – как камни, и глаза – как два костра, разведенных при помощи греческого огня. Они полыхали до того ярко, что, казалось, от них светилось и все лицо ифрита, круглое, обрамленное торчащей бородой. Он не имел ни тюрбана, ни головной повязки, ни какой-либо одежды на себе, кроме покрывавшей все тело шерсти, и каждая шерстинка была толщиной с палец Хайсагура, и тело Грохочущего Грома также испускало красновато-лиловое свечение. Он встал, прислонившись к одной скале и опершись о другую, на таком удалении от гуля и коня, что они могли охватить его взглядом, лишь слегка запрокинув головы, и наслаждался их оцепенением.

– Радуйся, о гуль! – прогрохотал ифрит.

– Чем же ты меня порадуешь? – спросил Хайсагур, уже несколько освоившись с чудовищем.

– Тем, что убью тебя сию же минуту злейшей смертью!

Как бы в подтверждение обещания ифрит мотнул головой и откинул со лба угольно-черные жгуты волос, каждый – толщиной с бедро Хайсагура.

– Да, ты обязан это сделать, ибо ты был создан для разрушения! – отвечал гуль, выпрямившись и расправив плечи. – И я позвал тебя, зная, что это грозит мне смертью!

– Скажи ему о Гурабе Ятрибском! – раздалось в голове у гуля. – Ведь он обязан Гурабу Ятрибскому повиновением! О, если бы сейчас для меня раскрылись Врата огня!..

– Тебе непременно хотелось умереть в зубах у ифрита? – с некоторым недоумением осведомился Грохочущий Гром.

– Нет, мне вообще не хочется умирать. Но человек, от которого я получил этот талисман, – Хайсагур протянул на ладони медное кольцо, – полагал, что ты из уважения к нему окажешь мне снисхождение, о могучий ифрит.

– Он вручил тебе лишь это кольцо, о несчастный? – не дождавшись ответа, Грохочущий Гром расхохотался. – Тогда пожелай от меня, какой смертью умрешь и какой казнью будешь казнен! Ты украл кольцо – ибо ты не получил к нему в придачу сильных заклинаний власти!

– Можешь ли ты сделать так, чтобы я умер от старости? – спросил Хайсагур.

Огромная рука протянулась к нему и ухватила его, больно сжав бедра и живот. Поднятый вверх, гуль ухватился руками за бороду ифрита. И вырвал из нее несколько волосков, когда Грохочущий Гром отдалил его от разинутого рта на расстояние вытянутой руки.

– Вот прекрасная добыча – откормленный дикими козами и упитанными девушками горный гуль! – воскликнул он. И тут же подпрыгнул.

Это Маймун ибн Дамдам, подбежав сбоку, развернулся и что было сил лягнул его в щиколотку.

Не выпуская Хайсагура, Грохочущий Гром опустился на корточки и протянул другую руку вслед убегающему коню.

Почувствовав ослабление хватки, гуль ухватился за указательный палец ифрита и принялся выворачивать его из сустава.

Грохочущий Гром снова поднес его к подобному пещере рту – но Хайсагур уперся ногами в его подбородок с такой силой, что ифрит и гуль на мгновение как бы окаменели в равном единоборстве.

Огненные глаза ифрита встретились с глазами гуля. Сверкание их и исходивший из них жар были невыносимы – казалось, у Хайсагура вот-вот вспыхнут брови и ресницы.

Впервые в жизни у гуля мелькнула мысль о том, что, раз уж гибель неизбежна, нужно принять ее, как всякий дар Аллаха, без суеты. Он сделала все, что мог, и он проиграл эту схватку, а прийти ему на помощь некому – вот разве что та безумная, с синими знаками на щеке, бросилась бы сейчас вызволять его из пасти ифрита так же безрассудно, как отправилась за его телом в Пестрый замок!

И гулю сделалось стыдно!

Он не думал, что когда-либо в предсмертный миг ощутит стыд перед далекой женщиной. Однако это свершилось – и именно стыд заставил его разомкнуть веки и принять в себя жар и пламя огромных глаз Грохочущего Грома.

А за стеной пламени были прохлада и пустота…

Отбежав довольно далеко от ифрита Грохочущего Грома, Маймун ибн Дамдам остановился и чуть повернул голову, готовый немедленно удирать прочь, ибо помочь Хайсагуру он уже не мог.

Одна мысль владела им – отыскать в пустыне заброшенный колодец, где могла бы жить семья джиннов, и позвать на помощь род Раджмуса, если только Аллах пошлет ему встречу именно с правоверными джиннами. Иначе его затея окончится малоприятной встречей с грозным Красным царем…

Ифрит, как ни странно, продолжал сидеть на корточках, не откусывая голову гулю и глядя на него как бы с недоумением. Гуль же в его руках выглядел потерявшим сознание, как если бы его душа от страха перед пастью ифрита улетела…

Терпение было не в привычках как у аль-Яхмума, так и у Маймуна ибн Дамдама. Не в силах долго и неподвижно стоять на одном месте, вглядываясь в странную фигуру ифрита, он ударил оземь копытом. Ифрит поднял голову.