Мастер Чэнь - Любимая мартышка дома Тан

Ян же в это время, как оказалось, находилась не так уж далеко от нас-тоже в городе, в книжной лавке на набережной, в очередной раз закупая новинки с пылающего севера. Домой она вернулась сразу после меня, и только когда её паланкин поднесли к высокому крыльцу и хозяйка дома вошла в прохладный полумрак комнат, она дала волю восторгам.

– В Поднебесной появился новый великий поэт,– сказала мне Ян драматическим шёпотом.– Его читают все, его переписанные десятками кистей стихи есть в любой лавке. От его строчек – просто холод по шее. Какое счастье!

– Что, неужели как Ли Бо? – вяло спросил я, устраиваясь на мягкой лежанке.

– Другой, совсем другой, – замахала руками Ян. – Ли Бо писал о красоте жизни, о луне и цветах. А этот… Его стихи пахнут дымом пожарищ, в них звучит металл. А ещё – он и сам настоящий воин и герой. Почти такой же, как ты. Знаешь, что с ним произошло? Его арестовали мятежники, когда он, переодетый в крестьянское платье, пробирался через их боевые порядки в ставку императора в Линьу.

Тут я заинтересовался – история действительно была, скажем так, по моей части.

– Они притащили его в Чанъань, сделали рабом и заставили таскать награбленное, грузить на спины верблюдов. О Небо, жители несчастной столицы, наверное, теперь никогда не смогут видеть обыкновенных верблюдов без ужаса – сколько же их, караванами, ушло в пещеры к варварам! Казалось, что грабить уже нечего, но верблюды приходили снова и снова… Какие страшные дни пережила Поднебесная…

– И что наш герой в крестьянском платье? – напомнил я ей.

– Он работал – но месяц за месяцем наблюдал, записывал, составлял планы варварских позиций в столице. И готовился к побегу. И ведь бежал! Он пробрался-таки в ставку к Сыну Неба, рассказал ему все, один на один, а потом, как ты уже знаешь, был штурм столицы. И мы победили. И наш великий поэт стал советником императора. Да ведь ты однажды встречав его! – вдруг спохватилась она. – Хотя вряд ли ты помнишь, он тогда держался как-то скованно, наверное, потому, что стихи его были тогда не так знамениты. Но вот когда началась война… Это просто невероятно, какая сила звенит теперь в его строчках!

– Ты забываешь, что хоть и медленно, и в два приёма, но что-то прочитать я могу, – напомнил я, преодолевая лень, чтобы встать с лежанки и подойти к ней. – Может быть, я всё-таки способен оценить и эти стихи? А заодно и вспомнить, о ком же речь?

– Ты невероятный, прекрасный человек, более достойного я не знала, – сказала мне она прерывающимся голосом. – Но не обижайся – вот этого ты никогда не сможешь оценить. А жаль, как жаль…

Я склонился над её плечом, на тёплой коже которого играли отблески свечей, и с изумлением увидел в правом верхнем, заглавном углу свитка знакомую фамилию господина Ду. И ещё его имя, которого до этого момента я не знал и не интересовался им: Фу. А дальше выстроенные Ду Фу в боевые порядки ряды прямых жёстких иероглифов двинулись на меня, как воины империи из клубов красной пьии, под мерный рёв барабанов:

Когда ворвались варвары в столицуИ овладели алыми дворцами,Все девять храмов начали дымиться,И Млечный путь стал красным, словно пламя.На десять ли взлетела черепица,И занавеси жарко запылали,И предков наших древние таблицыСреди развалин жарким пеплом стали.И бушевал всю ночь грабёж позорный,Не кончившись и в утреннем тумане,Пока толпа предателей придворныхПисала поздравленья Ань Лушаню.Но вот победы барабан ударил,И мы войска империи встречали,И радовались от души от самой,Что вновь сажают тутовые рощи,Что снова строятся дворцы и храмы,Исполненные истинною мощью.Сам государь руководил обрядом,И я стоял, не зная, что со мною,С могучими сановниками рядом.Мне, нёсшему таблицы из нефрита,Колокола звучали золотые,Ворота храма были мне открыты,Всё ликовало, как во дни былые.Сияло солнце, небо было сине,Счастливое блаженствовало утро.И во дворце, на женской половине,Огонь румян подчёркивала пудра.