Вера Петрук - Индиговый ученик

– Сколько ему сейчас? – спросил Регарди, поняв, что определить возраст Сохо по голосу не получится.

– Наверное, под тридцать, может, меньше, – пожал плечами Сахар. – Мне надо отлить, но сюда я, наверное, уже не вернусь. Ты тоже не засиживайся. Не думаю, что Сохо обидит наше отсутствие.

Арлинг кивнул, соглашаясь с керхом. Однако возвращаться в Дом Утра не было смысла. После того, что он узнал, у него вряд ли получится быстро заснуть. Его переполняли эмоции, а шрам в боку напоминал о себе короткими толчками боли.

«Не надо было столько жрать», – сердито подумал Регарди. Пожалуй, самая интересная часть пира кончилась. Ему тоже пора было уходить.

Он уже собирался встать с подушки, как вдруг трапезную наполнили давно забытые имена из прошлого. И хотя Арлинг думал, что они уже давно ничего не значили для него, ему внезапно стало не по себе. Словно из жаркой Сикелии его волшебным образом перенесло в заснеженную Согдиану, бросив головой в ледяную прорубь. Из нее было трудно выбраться в одиночку.

– Императору Седрику стоило родиться женщиной, – рассказывал Сохо, с трудом сдерживая смех. – Его новое стихотворение о бутоне розы, который не хотел распускаться, весьма популярно. Говорят, его зачитывают осужденным перед казнью в знак доброго отношения императора ко всем поданным. Предлагаю, перенять этот обычай у наших соседей. Вы только представьте, как взлетит посещаемость казней. Я бы многое отдал, чтобы посмотреть на лицо висельника, которому перед смертью читают о прекрасном закате.

Над столами с изрядно поредевшими блюдами прокатился дружный смех, и довольный вниманием Сохо продолжил:

– Канцлер у них тоже веселый. Последняя столичная байка – о том, как он приказал напоить арвакских послов журависом и отправить пешком до Гундапакса, откуда многострадальных должен был забрать корабль. Война драганов с арваксами похожа на борьбу муравьев за огрызок яблока. Было бы что делить. Пара комков грязи, которые кто-то назвал островами. Согдария мельчает, стаптывается, грязнет в маразмах. В столице все давно покупается и продается. К примеру, я заплатил всего триста согдариев, чтобы попасть на Городской Совет, где чиновники отчитывались о проделанной за год работе. Их сочинения представляли не больший интерес, чем стихи императора, но мне хотелось посмотреть на Канцлера, этого человека-легенду, которого почему-то называют Бархатным. Должен признаться, я был разочарован. Может, раньше он и был Бархатным Человеком, но со временем его сильно поела моль. В его словах и поступках виден жалкий старик, который из последних сил цепляется немощными пальцами за штурвал власти. В его былом покрывале величия столько дыр, что не за горами тот день, когда порвутся последние нити, и перед нами окажется беспомощный скелет, который развалится от первого сквозняка.

«Браво, Сохо! – горько подумал Арлинг. – Какая речь, какие метафоры!». Ни слова лжи, все – правда. Элджерон всегда был таким – хитрым, злым, бессердечным. И старым. Отец был дряхлым уже тогда, когда все случилось. За минувшее время он должен был постареть еще больше.

Жизнь человека непрерывно убывает, и с этим ничего нельзя поделать, вздохнул Регарди, не понимая, отчего вдруг стало не хватать воздуха. Ведь ему было все равно, что считал этот напыщенный индюк о его бывшей родине. Арлинг уже давно не был драганом, впрочем, и кучеяром тоже. Быть ни там и ни тут – удел всех беглецов.

– Драганы вообще смешной народ, – продолжал Сохо. – Например, взять то, как они строят мосты. Нагонят солдат, крестьян, поставят палатки для охраны, которая следит, чтобы никто со стройки не убежал, и где-то во всем этом хаосе мелькает пара человек, пытающихся построить собственно мост. Я наблюдал такую картину в Ярле. А их медицина... Одно название. Мой слуга потерял ногу из-за того, что какой-то шарлатан в городской больнице неправильно обработал рану. Драганские врачи умеют только трупы вскрывать, в этом они мастера. Столько трудов по анатомии насочиняли. В одной местной лавочке я купил такую книжку, а потом показал ее знакомому лекарю из Самрии. Он очень удивился, не досчитав пары костей в запястье. А их еда – это отдельный разговор.

– Давай, Сохо, расскажи нам про то, что жрут эти свиньи! – закричал кучеяр, сидящий напротив Регарди. Количество выпитой моханы должно было давно превзойти размеры его желудка, но купец странным образом еще не лопнул.

«Мне нужно уйти отсюда», – решил Арлинг, но ноги словно приросли к полу, не желая двигаться.

– Их еда пресна и безвкусна, – с выражением произнес Сохо. – Мне приходилось возить с собой повара, чтобы не умереть с голоду. Причем, качество пищи не зависит от уровня жизни. Что лорды, что крестьяне – все одинаково обожают вареную репу, от которой, прошу милых дам меня простить, из живота потом выходит такой смрад, что не помогают даже благовония. Питаются они так же, как лечат своих больных и строят мосты. Бездумно и хаотично. А некоторые блюда так и остались для меня загадкой. К примеру, никто не смог объяснить, почему мясо, закопанное в землю на неделю, вкуснее куска свежей баранины, пожаренного с кровью на вертеле. Они вообще любят все тухлое и порченное. Например, овощной суп у них принято есть только через пару дней, когда в нем появляется характерный запах, а еще лучше – плесень...

– Это неправда, – прошептал Арлинг, но его слова затерялись в хохоте зала, словно щепки в водах Согдианского моря.

– А их женщины... – загадочно протянул Сохо, и его тон не обещал ничего хорошего. – Покажи ей золотой, и она твоя. В мире нет более доступных существ, чем драганки. Особенно те, что из деревень.

– Неправда! – воскликнул Регарди и замер, потому что в неожиданно наступившей тишине его крик прозвучали слишком громко. В боку болезненно пульсировал шрам, а сердце грохотало в унисон барабанов, стучавших в его голове весь вечер.

Арлинг проглотил горькую слюну и медленно встал, удивляясь, каким легким стало тело, которое не хотело слушаться еще минуту назад. Теперь на него смотрели все. Все кроме имана. Учитель опустил голову, тщательно срезая кожуру с груши, словно важнее этого занятия ничего не было

Между тем, Сохо не спеша поднес к губам кубок, сделав глоток. В отличие от многочисленных гостей школы и самого Арлинга он пил только воду и по-прежнему оставался трезвым.

– Так-так, оказывается у нас в гостях драган, – протянул он с улыбкой. – Тебе повезло, что ты в Балидете, парень. Не каждый северянин может насладиться нашим гостеприимством. Налейте ему моханы, пусть веселится.

«Мохана мне уже не поможет, Сохо», – подумал Арлинг, жалея, что не сдержался, и, понимая, что назад пути не было. Несмотря на то что внутренний голос настойчиво советовал немедленно покинуть трапезную, тот Регарди, который еще помнил цвет ночного неба, уже проснулся и не собирался уползать обратно в бездну забвения, куда упорно сталкивал его другой Арлинг – настоящий.