Кирилл Клеванский - Колдун. Путешествие на восток

— Особенность организма?

— Скорее душевной организации, но не важно. Перейдем к нашему вопросу. Итак — второй нюанс. Тогда, во время бури, я упал в воду, но выжил. Моряки объяснили это поцелуем Русалок. И я было принял и поверил в столь ладную теорию. Но! Что бы понимать язык морских обитателей — русалов, нужно быть поцелованным. А насколько я помню, еще до лобзания, я смог различить речь спавшей меня чешуйчатой. Как я понимаю сейчас — меня поцеловала Лиамия, еще до того как я вышел на верхнюю палубу.

— Глупая, добрая девочка, — грустно вздохнула несчастная мать.

— Да — добрая, — кивнул я, почувствовав странный укол с левой стороны. — Итак, последний штрих, довершивший картину — смерть силха. Тут даже и говорить ничего не надо. Простой человек на такое неспособен. А вот Океании — существа которые быстрее, сильнее и ловчее людей, способны на такой финт. Впрочем, даже они, без должных тренировок, не смогут загнать саблю в глаз такому зверю.

Мы молчали, а Мериган все продолжала комкать бумаги.

— Вернемся к нашему первому вопросу? — спросила она.

— Нет, — покачал я головой. — Я не стану вам угрожать, шантажировать или еще как-то использовать свои знания. Как я уже сказал за вчерашним ужином — мне ничего не надо.

— Тогда ты либо глуп, либо наивен, либо безмерно благороден, что тоже, по своему — великая глупость.

— Знаете, — протянул я, с глупой улыбкой смотря в потолок. — Лягушка, живущая в колодце, никогда не поймет лягушку, свободно плавающую в океане. Это такая присказка, только не помню, кто изрек.

— И что же это значит в данной ситуации? А погоди, я поняла. Ты считаешь себя настолько свободным, что можешь поступать так, как хочешь, не взирая на общественное мнение и принятые в нем нормы. Если бы ты вчера потребовал награду — стал бы таким как все, если бы сейчас воспользовался своим знанием — стал бы таким как все. И таких "стал бы таким как все", на твоем пути было бесчисленное множество.

— Будь я лжецом, сказал бы, что вы угадали. Но вы и близко к центру мишени не попали, но, все же, это было ближе чем у многих. Как я уже говорил вашей дочери — я лишь пытаюсь понять, что живу.

— А есть повод подозревать обратное? Считаешь, что спишь и видишь сон?

— Может и так, — хмыкнул я. — Сон, наиболее приятный, но самый маловероятный вариант. И причина так думать у меня бОльшая, чем у любого иного, ходящего по земле Ангадора.

— Ты сумасшедший.

— Вполне возможно, — кивнул я и поднялся с кресла. Я некоторое время стоял бездвижно, а потом низко поклонился. — Спасибо за разговор и за честность. В этой стране у меня осталось последнее дело.

Развернувшись, я стремительно зашагал к двери, а когда протянул руку к двери, то услышал тихий, усталый шепот.

— То, что ты собираешься сделать, причинит боль вам обоим.

Я вышел в коридор, закрыл за собой дверь и побрел дальше, где меня ждала, как я тогда думал, финишная черта моего путешествия.

Интерлюдия

В саду, на резной лавочке, выполненной в виде лежавшего на траве тигра, сидела красивая девушка. Её черные волосы, словно черная вода, растекались на ветру, игра в свете полной луны. Но, если присмотреться, девушка не выглядела счастливой, скорее наоборот. Её зеленые глаза померкли, обычно смуглые щеки — побледнели, а руки машинально дергали из бутона лепестки, усыпая ими землю вокруг ног. Если бы мимо проходил художник, он бы мигом схватился за холст и, возможно, создал бы шедевр, изображавший великую грусть прекрасной принцессы. Но здесь не было ни художника, ни принцесс, только грусть.Вдруг раздался короткий, резкий хруст. Девушка подняла голову и увидела мужчину. Он был ростом выше среднего — так бы сказали на севере Империи и Нимии, но для этих земель, молодой мужчина был настоящим великаном. В плечах он был широк, как и любой человек военной профессии, но на лицо неказист. То есть, не сказать чтобы урод, но мало женщин нашли бы его более чем просто симпатичным, да и эта лестная характеристика преподала не всегда.Одет мужчина был точно так же, как и помнила девушка. В конце концов, это она выбирала ему наряд в Амахе. Вот только на плечах человека теперь лежал старый, походный плащ, на котором заплаток было больше чем самого плаща. Левой рукой мужчина придерживал веревку, которая служила тесемками походному мешку, перекинутому через плечо. Правая сжимала что-то, что скрывала тень куста с цветами цвета моря, которые распускались исключительно ночью. Да, собственно, все цветы в этой части сада, распускались только ночью. Будто желая спрятать свою красоту от взгляда большинства смертных.На миг глаза девушки засветились надеждой, смешанной с радостью.

— Тим, — прошептала она, но было видно, что будь у леди возможность и она бы прокричала эти три буквы во всю мощь своих легких. — Тим, ты уже знаешь да? Конечно знаешь, отец сам тебе. Тим, я… я… не хочу выходить за него. Хотя и это ты наверно тоже знаешь. Тим, помнишь ты рассказывал о разных странах? Я бы хотели их увидеть. Наверно ты будешь смеяться, но… Тим, давай вместе сбеж…

Не успела девушка договорить, как походный мешок рухнул на землю. Перед ногами девушки друг оказался вонзенный в землю тонкий длинный меч с прямым лезвием и строгой гардой. Этот меч девушка тут же узнала, не могла не узнать — это был её меч. В руках мужчины засверкали две сабли. Они, как и местные цветы, становились красивы лишь в свете луны, а днем казались простыми полосками стали. Лунные Перья — так их называл молодой воин. Слишком вычурно, слишком пафосно, слишком громко, но никакое другое название не могло прийти в голову тому, кто лишь раз бы увидел этих красавиц, сверкающих отраженным блеском ночного светила.

— Возьми, — спокойно произнес, своим почти елейным голосом, высокий наемник.

Девушка лишь посмотрела на меч, а потом на мужчину.

— Я…

— Возьми, — снова произнес он.

Девушка поднялась и легко вытащила из земли клинок. Она встала напротив человека, с которым путешествовала больше чем полгода. Мужчина смотрел на неё. Без осуждения, без обвинения, без каких-либо эмоций.

Наемник, впервые за долгое время, вдруг убрал сабли в ножны, но не снял ладоней с рукоятей. Он присел, чуть подогнув ноги, выставляя опорную вперед, а ту, что осталась позади, максимальной напряг. Имперец повернул корпус, чуть пригибая к земле левое плечо. Сердце его билось быстро, будучи ускоренным лишь одной волей смертного. Никаких мыслей, никаких желаний и эмоций. Лишь вражеский клинок и собственная сталь. Так же как и всегда. Точно так же как и всегда.