Джо Аберкромби - Последний довод королей
Он потер рукой живот, словно от воспоминаний ему стало больно.
— Продырявят тебя твоим копьем или чужим, болит-то одинаково.
Вест задумчиво положил руку на свой собственный живот.
— Да.
Некоторое время они сидели в молчании.
— У меня есть к тебе просьба.
— Говори.
— Не могли бы вы, ты и твои товарищи, держать за меня щиты?
— Мы?
Вест бросил взгляд на карлов в тени стены. Казалось, что их большие круглые щиты трудно даже поднять.
— Ты уверен? Я не делал этого ни разу в жизни.
— Возможно, но ведь ты знаешь, на чьей ты стороне. Здесь немного тех, кому я могу доверять. Большинство парней до сих пор не решили, кого они ненавидят больше, меня или Бетода. Надо всего лишь подтолкнуть меня, когда надо, или дать мне упасть. И все будет кончено. В том числе и со мной.
Вест выдохнул, надувая щеки.
— Мы сделаем все, что можем.
— Хорошо. Хорошо.
Снова повисло холодное молчание. Луна бледнела и таяла над черными холмами, над черными деревьями.
— Скажи мне, Свирепый. Как ты считаешь, человек должен платить за то, что он сделал?
Вест резко вскинул голову. Тут же мелькнула абсурдная и болезненная мысль о том, что Девятипалый имеет в виду Арди, или Ладислава, или обоих. В полутьме взгляд северянина казался обвиняющим, но потом страх Веста утих. Конечно, Девятипалый говорил о самом себе, как любой человек в таких обстоятельствах. В его взгляде сквозила вина, а не обвинение. У каждого человека есть ошибки, которые преследуют его.
— Может быть. — Вест откашлялся, прочищая пересохшее горло. — Иногда. Я не знаю. Наверное, мы все совершаем поступки, о которых сожалеем.
— Ну да, — произнес Девятипалый. — Понимаю.
Они сидели вместе в молчании и наблюдали, как свет растекается по небу.
— Пора двигать, вождь! — прошептал Доу. — Черт возьми, пора двигать!
— Я сам скажу, когда пора! — ответил Ищейка резко, придерживая перед собой покрытые росой ветки деревьев. Он глядел на стены крепости в ста шагах от него, на другой стороне влажного луга. — Сейчас слишком светло. Подождем, пока эта чертова луна еще немного зайдет, тогда и двинем.
— Вряд ли станет темнее. У Бетода осталось не слишком много людей после того, как мы поубивали их в горах, а стены длинные. Охрана растянута по ней, как паутина.
— Это только один…
Но Доу уже выскочил на поле и побежал, выделяясь на низкой траве, как куча дерьма на заснеженном поле.
— Черт, — пробормотал Ищейка отчаянно.
— Угу, — произнес Молчун.
Оставалось лишь смотреть и ждать, что в Доу вонзится рой стрел и он упадет. Тогда поднимется крик, зажгутся факелы, затрубят тревогу, и в этой дыре начнется сыр-бор. Но Доу перебежками преодолел последний участок склона и скрылся в тени стены.
— Получилось, — сказал Ищейка.
— Угу, — отозвался Молчун.
Это была хорошая новость, но Ищейке совсем не хотелось веселиться. Теперь его очередь бежать, и он не так удачлив, как Доу. Ищейка взглянул на Молчуна, и тот пожал плечами. Они выскочили из-за деревьев вместе, тяжело ступая по мягкому лугу. У Молчуна ноги были длиннее, он оторвался и бежал впереди. Земля оказалась мягче, чем Ищейка…
— А!
Его нога по щиколотку провалилась в грязь, он рывком вытащил ее, проскочил над топью, рухнул лицом вниз и хорошенько проехался по земле. Поднялся, задыхаясь и дрожа от холода, и остаток пути до стены бежал мокрый, в прилипшей к телу рубашке. Спотыкаясь, он взобрался по склону к основанию стены и согнулся, прижав руки к коленям, тяжело дыша и выплевывая траву.
— Да ты искупался, вождь! — Улыбка Доу поблескивала в сумерках, как полумесяц.
— Ты сумасшедший! — прошипел Ищейка, и гнев согрел его замерзшую грудь. — Ты мог всех нас погубить!
— Это еще успеется.
— Ш-ш-ш! — Молчун вскинул руку, призывая к молчанию.
Ищейка вжался в стену, и тревога быстро растворила его гнев. Он слышал, как над их головами шагали люди, видел отблеск фонаря, медленно скользивший по стенам. Он затаился и напряженно ждал, слушая тихое дыхание Доу и собственное бешено бьющееся сердце, пока люди наверху не прошли вперед и все не стихло.
— Скажи, что это не разогрело твою кровь, вождь, — прошептал Доу.
— Нам повезло, что из нас не выпустили кровь.
— Что теперь?
Ищейка сжал зубы и постарался оттереть грязь, прилипшую к лицу.
— А теперь ждать.
Логен поднялся, смахнул капли росы со штанов, глубоко вдохнул прохладный воздух. Все, солнце встало, это очевидно. Оно еще пряталось на востоке за холмом Скарлинга, но края высоких черных башен уже позолотились, редкие высокие облака розовели снизу, а холодное небо между ними стало бледно-голубым.
— Лучше сделать дело, — прошептал Логен едва слышно, — чем жить в страхе перед ним.
Он помнил, как отец сказал ему это. Это было в задымленном зале: огонь освещал морщинистое отцовское лицо, он водил туда-сюда длинным пальцем. Логен помнил, как сказал это собственному сыну, у реки, когда учил его ловить руками рыбу и улыбался. Отец и сын, сейчас они оба мертвы, оба — земля и прах. Больше никто не повторит этих слов, когда Логен умрет. Никто не будет горевать по нему, он знает это. Ну и что? Какая разница, что скажут о тебе после смерти, если ты уже вернулся в грязь.
Он сжал рукоятку меча Делателя, почувствовал, как рифленые линии касаются его ладони. Вытянул меч из ножен и оставил так, разминая плечи круговыми движениями и мотая головой из стороны в сторону. Еще раз вдохнул холодный воздух, выдохнул, а затем двинулся вперед через толпу, широким полукругом собравшуюся у ворот. Карлы Ищейки вперемешку с хиллменами Круммоха, несколько солдат Союза, которым разрешили посмотреть, как сумасшедшие северяне убивают друг дружку. Люди окликали его, когда он проходил мимо. Все знали, что от этого поединка зависит жизнь не одного только Логена.
— Девятипалый!
— Девять Смертей!
— Покончи с этим!
— Убей паршивца!
Щиты держали те, кого выбрал Логен, — суровые парни, сгрудившиеся у стены. Здесь были Вест, и Пайк, и Красная Шляпа, и Трясучка. Логен засомневался, правильно ли он выбрал последнего, но он спас Трясучке жизнь на Высокогорье, а это должно чего-то стоить. Тонкая нить, на которую он подвесит свою жизнь. Никогда прежде его жизнь не висела на таком тонком волоске.
Круммох-и-Фейл стоял в шаге от него, большой щит казался маленьким в его руке, а вторая рука покоилась на жирном животе.
— Ты ведь ждешь не дождешься начала боя, Девять Смертей? Я тоже!
Его хлопали по плечам, подбадривали словами, но Логен не говорил ничего. Он не взглянул ни налево, ни направо, протиснувшись в тщательно выстриженный круг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});