Никому и никогда - Loafer83
— Прекрасно, Аврора! — кисти захлопали, издавая сухой стук. — Вы, пожалуй, единственная, кто, придя к нам сверху, смог выразить свою позицию. Обычно люди не до конца понимают важности нашего дела, сомневаются и, как вы, верно сказали, боятся. И мы должны им помочь, должны их направить, поддержать и, если потребует время, заставить. Да-да, именно заставить освободить себя! Люди настолько привыкли к собственному рабскому существу, что боятся его потерять! Нет ничего более мерзкого и упорного, чем раб сытый и довольный — он будет до конца, до скрипа зубов и чужой крови защищать свое рабство, защищать свой достаток, не понимая, сколько у него украли, сколько веков нас использовали хозяева из-за границы!
Аврора держала лицо, но ее разбирал смех, отразившийся в блеске в глазах. Голова поняла этот блеск по-своему и продолжила агитацию, хлопая уже самому себе. Аврора подумала, что это ее приватный митинг, как приватный танец в стрип-клубе. Мысль о том, что стоит вложить ему купюру за галстук так насмешила ее, что Аврора едва не выдала себя, скривив рот в восторженной и правильной улыбке человека, нашедшего родственную душу, брата по разуму. Она бы не удивилась, если по ритуалу дальше должна была идти групповуха или что-то подобное, но участвовать в этом она бы точно не стала. Дрожь омерзения прокатилась по ней, вернув лицу положенное напряженное тревожно справедливое состояние.
Митинг продолжался полчаса, если не больше. Аврора устала, а жажда усилилась. Она часто сглатывала, приходилось делать глубокие вдохи, которые голова воспринимала как переживания, усиливая натиск. В кабинет вошли мужчины и женщины в точно таких же темно-серых костюмах и аплодировали ей. Она стояла в круге, как экспонат или уличная танцовщица, и ей хлопали, восклицали восхищенно пожелания, схожие с лозунгами. Все улыбались и смеялись, и она вместе с ними, открыто насмехаясь над всем этим цирком. Камера в левом углу внимательно следила за ней, Аврора сразу же заприметила ее, и держала маску восторга и истинного борца за справедливость. Какая бы ни была сильная камера, какой бы не был развитый мозг у их системы, отследить истинную мысль в глазах машина не могла, как не могли и люди, часто путаясь и примеряя свои смыслы на чувства других.
Ее отвели на первый этаж, ведя по тайным коридорам. Особняк оказался гораздо сложнее, чем на первый взгляд, и она заблудилась. В комнате сидела безликая девушка в темно-сером костюме. Перед ней на стойке мигала дорогая камера, Аврора знала ее, тщетно отправляя заказы в отдел закупок, чтобы ей обустроили, наконец-то, место для разговоров с больным. Записи были нужны в большей степени не ей, а внутреннему контролю, жалобы от родственников больных сыпались с завидной регулярностью, вот бы у нее был такой же регулярный секс, но предлагали совершенно другие утехи. Пока все записывалось на дешевую веб-камеру, которой для Авроры было слишком мало. Она хотела собрать материала, чтобы потом скормить его роботу в лаборатории Сергея. Они об этом договорились много лет назад, но материалы не собирались, а видео с веб-камеры не годились для обучения робота человеческим эмоциям, она сама с трудом различала в этой размытой картинке внутренние чувства больного, как же она сможет обучить робота?
Вступление в партию, которой не было, но процедура была одинаковая, велась без документов или заявлений. Движение сознательно не организовывало политическую партию, играя в народную волю, не требовавшую лишней бюрократической структуры. В остальном же не было никакой разницы.
Аврора на камеру произнесла заявление о вступлении в движение, почему-то они видели ее биометрику в своей системе, но спрашивать об этом Аврора не стала. Сдать биометрику ее обязали на работе, во многом это облегчило жизнь, но ощущение того, что на тебя надели новый ошейник на коротком поводке, наступало каждый раз, когда приходилось вот так на камеру делать заявления или подтверждать данные.
— Ирина Матвеевна ждет вас, — голова улыбалась, а кисти доверительно держали ее за руки. — Поверьте, вам выпала огромная честь. Ирина Матвеевна наблюдала за нашим разговором, но она не со всяким новым членом хочет встретиться лично. Поздравляю, поздравляю от чистого сердца!
Глова даже всплакнула, Аврора обняла его по-товарищески, вот где пригодились воспоминания о старых пропагандистских фильмах прошлого века. Они крепко пожали руки, она заглянула ему в глаза, не увидев там ни намека на желание, голова была сплошной агитмашиной, без чувств и иных желаний, кроме интересов движения. «Выпотрошили робота», — с улыбкой подумала Аврора.
Лидер располагался на верхнем этаже, наверное, это был раньше чердак. Туда вел узкий потайной лифт, других выходов видно не было, пентхаус был изолирован, как и положено небожителям. Аврору поразила стеклянная крыша. Ее не было видно с улицы, пленка защищала прекрасно, и казалось, что осталась старая черепичная крыша. И сейчас, сопоставляя увиденное, Аврора поняла, что распознать оптическую иллюзию можно, но для этого надо знать, что это иллюзия.
— Садитесь где хотите, — лидер движения оказалась ниже, чем думала Аврора. Она указала на простой серый диван, чистый и не тронутый, будто бы только-только из салона. Аврора села, сидеть здесь больше было негде, кроме «президентского» кресла у массивного деревянного стола из мореного дуба, настолько старого и весомого, что ему определенно было место в музее.
— Это стол еще первых хозяев. Тогда в этом доме были настоящие хозяева.
Женщина стояла у витражного окна и смотрела на улицу, ни разу не обернувшись к ней. Голос был низкий, пожалуй, скорее мужской. Усиленный аппаратурой, разносясь по площади или стадиону, он проникал в самое нутро, сворачивая кишки, заполняя собой каждого. Аврора видела это на записях маршей движения, но запись не могла передать всей мощи. И даже без аппаратуры голос вторгся в нее, настойчиво, безжалостно, как во время ее первого секса на вписке второкурсников, куда завели и зеленых первокурсниц. Тогда Аврора поклялась, что больше не даст никому себя изнасиловать, и сопротивлялась этому голосу, давно затихшему, как могла. На мгновение ей показалось, что голос имеет реальные прозрачные очертания, напоминая сгусток гадкого дыма, но это наваждение моментально улетучилось, как
