Семен Слепынин - Паломники Бесконечности

Незаметно подлетел к тому самому камню, похожему на потрепанный бурей фрегат. И вот неожиданность: мое любимое место занято! На «корме» кто-то сидел, обхватив голову руками и пригорюнившись.

Я не стал мешать ему, вернулся на планету и в предрассветных сумерках в тающем тумане пошел с табунком к селу. Сельчане уже ждали и слушали печальные песни свирели. С рассветом я исчез, а сельчане разлетелись по своим делам. Я поинтересовался: что они думают обо мне, что говорят? Тщеславия, унаследованного от прежних земных жизней, у меня предостаточно. И оказалось: в школах, университетах, научных учреждениях сельчане рассказывали об удивительном пастухе и приглашали в гости послушать. Слухи обо мне ширились. Вместе с улетающими к звездам астронавтами весть о таинственном пастухе и его волшебной свирели проникла и на другие населенные миры. Слава моя росла, приобретала поистине космические размеры. Мне стало приятно и немножко грустно.

Днем я незримым и, увы, никому не нужным духом бродил по лугам. Все чаще задумывался о другом бессмертном духе, об одиноком человеке на камне-корабле. Заинтриговал он меня до чрезвычайности. Кто он, несчастный?

В один из таких томительных дней я покинул планету и решил посетить камень-корабль, болтающийся в космической мгле. Я подлетел к нему, ступил на «палубу». На «корме» сидел все тот же понурый человек, все в той же позе горемыки-сироты. Присмотрелся: на плечах погоны, на груди аксельбанты… Боже мой, Старпом!

— А, художник, — подняв голову, с горькой усмешкой сказал он. — И ты здесь? Кто же это, думаю, шатается неясной тенью? Там, на зеленой планете. Оказывается, ты. Видать, сам черт повязал нас одной веревочкой.

— Видать, так, — ответил я и с участием спросил: — Что? Камень Сизифа сорвался с вершины?

— Откуда знаешь о камне? Ах да. Ты же читал мой Дневник. Еще там, на планете под счастливыми облаками… Да, камень Сизифа упал в пропасть. Вселенская тоска грызет меня. Не поймешь ты меня, художник. Обыватель ты.

— Почему же обыватель?

— Поселился на блаженной планетке и доволен.

— Ты успел ознакомиться со Сферой Разума? Но ты не разобрался…

— Разобрался. Такие же дурацкие счастливые облака. Только зеленые. И живут там такие же обыватели. — И, скривив губы, Старпом презрительно добавил: — Динозавры.

— Клевета! — возмутился я.

Слово за слово, и разругался я со Старпомом окончательно. Невыносим он стал в своей ненависти к материи, к вещественной жизни духа.

А мне эта жизнь нравилась. Еще нигде, ни на одной обитаемой планете я не встречал такой гармонии духа и материи и такой красоты. А бессмертная душа моя, душа художника, всегда тянулась к красоте.

Что может быть прекраснее такой картины: отзвучали мои тоскующие звездные песни, эхо свирели погасло в тумане, и вдруг послышалась иная, земная песня. То фея весенних лугов вышла из своего небытия, из трав и цветов. Таяли сумерки, ночная влага, жемчужинами скопившаяся в травах и цветах, заискрилась в лучах проснувшейся зари, и я увидел ее — земную богиню, сотворенную дыханием полей. И она увидела меня, мою тающую тень в редеющей дымке.

— Кто ты? — удивилась она. — Покажись.

Но я молча отступил и растаял во вьющихся нитях тумана. Это возмутило фею до глубины души. Днем на вопрос ребятишек, кто такой таинственный пастух, нахмурившись, ответила:

— Нахал.

Я усмехнулся: не права тетя Зина. Не нахал я, не чужак. Подобно ей я слился с разумной природой, с ее рассветами и туманами. Подобно ей я творю красоту.

Вскоре вблизи села появился еще один пастух. Но земной пастух — ученый, которого сельские ребятишки называли дядей Антоном. Он пас небольшой табунок лошадей, в будущем дивных хронорысаков, способных, по его замыслу, разорвать завесу времени и скакать по дорогам веков. К нему зачастил знакомый мне мальчишка Василь. Часто разговор у них заходил обо мне. Однажды мальчик высказал предположение:

— А что, если таинственный пастух вовсе не из древних песен и легенд, не из земной старины, а с далеких космических пастбищ?

— Космических пастбищ? — рассмеялся дядя Антон. — Ну, это вряд ли.

А ведь мальчик-то прав! Я из далеких звездных полей и, быть может, из иных, неизвестных людям Вселенных. Я, словно эстафетную палочку, несу свирель мальчика-пастушка, затерявшегося где-то в туманах Вечности. И кто счастливее — Василь, купающийся в неге волшебной природы, или босоногий пастушок? Трудно сказать. Пожалуй, я… Да, то был я! Я переверну все времена и пространства, а себя, свое дивное пастушье детство, попытаюсь найти. Найду ли?..

Прошли годы. Василь и Андрей заканчивали школу. Их одноклассники взволновали однажды мою безмятежную жизнь разговорами о… Лебедином озере! Что это? Случайное совпадение названий?

Отыскал я то озеро, затерявшееся в лесной глуши. Ничем не примечательное днем, оно ночами, при свете звезд и луны, преображалось, раскрывало свое волшебство и красоту. Из далекой небесной выси, словно из глубин мироздания, опускались лебеди. Коснувшись волн, встряхивали крыльями и становились русалками в кисейных белых платьях. Словно невесомые, они скользили по зеркальной водной глади и кружились, исполняя под музыку свои удивительные воздушные танцы.

Однажды они вышли на берег, уселись недалеко от меня и о чем-то разговорились. Я прислушался и вздрогнул: русалки тосковали по своей королеве по имени… Аннабель Ли! Нет, вряд ли это совпадение.

Тут какая-то тайна. Зачастил я на это озеро и однажды услышал радостные крики:.

— Вернулась! Королева вернулась!

Вдали на озере толпились белоснежные русалки вокруг своей подруги, одетой в сиреневое платье. Видимо, это и была их таинственная королева. Смеясь, с ликующими возгласами русалки подняли ее на руки и по серебряной лунной дорожке понесли к берегу, прямо к тому месту, где в кустах притаился я. Сердце замерло в груди: это она! Царица сиреневых птиц, моя жена, моя космическая возлюбленная.

Русалки бережно опустили свою королеву на траву и, усевшись, затараторили:

— Вернулась! Аннабель Ли вернулась! Где же ты была? Где пропадала столько лет?

— Была я на далекой планете и жила как обычные люди.

— Как? Земной жизнью? Разве это возможно?

— Там волшебные облака, там многое возможно.

— Земной жизнью! Как люди! — ахали русалки. — Какая ты счастливая!

— Не завидуйте, подружки, людям. Не такая уж у них сладкая жизнь. Вот послушайте. Сначала все шло хорошо. Была я на озере сиреневых птиц, учила их танцевать и неожиданно встретила любимого. Смутно помнится, словно то был волшебный сон, что мы уже любили друг друга. Давно это было. Давным-давно и в какой-то исчезнувшей Вселенной. Страстная и горькая была эта любовь. И вот новая встреча, и ничто не мешало нашему счастью. О, земная жизнь! Какая жгучая радость, какое упоение! Но, как у всех людей, пришла расплата: неизбежное старение, болезни… Но самое страшное — войны, мятежи, пытки каленым железом…