Ксения Медведевич - Мне отмщение

   Из-за шелестящей пелены дождя, заволакивавшей сад вместе с сумерками, донесся новый вопль. Кто-то кого-то умолял о пощаде и клятвенно уверял в своей невиновности.

   - Кстати, - встрепенулся халиф. - Чего ты набросился на ту сумеречницу? Джунайд сидел у всех на виду, чего б тебе было с ним не подраться? Зачем ты полез в мой харим, о бедствие из бедствий?

   В ответ Тарег искренне удивился:

   - Зачем мне Джунайд? Он же смертный дурак - с него спросу нет...

   - Тьфу на вашу птичью солому внутри головы, - ошарашенно пробормотал аль-Мамун. - Смотришь, смотришь на вас - вроде как мы, на двух ногах ходите. А как спросишь о чем - тьфу...

   Лицо Тарика вдруг сделалось очень, очень спокойным. Он сказал:

   - Ты тоже можешь спросить меня. О чем-нибудь важном.

   Аль-Мамун долго молчал, изучая бледное до синеватых прожилок, нечеловеческое лицо.

   И спросил:

   - Ну а если не пущу к ней? Что тогда?

   - Тогда будешь доставать меня с того света, - очень спокойно ответил нерегиль. - И плевать мне на все твои водяные колеса.

   И еще сказал:

   - Для меня это дело чести.

   Подумал, и прибавил:

   - ... И долга.

   Подумал еще, и прибавил:

   - ...Абдаллах.

   Халиф долго молчал. Потом медленно кивнул. И сказал:

   - Завтра доложишь, как нам прорваться через хребет аль-Маджар. Сейчас - иди, куда хочешь...

   Подумал, и добавил:

   - ... Тарег.

   Нерегиль опустился на одно колено и склонил голову:

   - Благодарю тебя, мой повелитель.

   Айко, согнувшись, чтобы придержать у колен расходящиеся края платьев, вбежала в комнату:

   - Сюда... ах... сюда идет Тарег-сама!

   Майеса вскрикнула и подскочила на одеяле. На застеленном циновками голом полу одиноко темнела чашка с недоеденным супом, из нее торчала ложка.

   - Оооо, какой беспорядок! - застонала аураннка.

   Ахая и охая, Саюри заметалась по покою:

   - Платье подать?..

   - Зеркало! - умоляюще вскрикнула Майеса, в ужасе ощупывая белую повязку, стягивавшую надо лбом волосы.

   Как и полагалось занемогшей, кроме повязки с крошечным бантиком, ей полагалась только самая простая лента, стягивавшая волосы под затылком. Ну и белые хитама, от которых лицо зеленее, чем у покойницы.

   - Идет! - взвизгнула Саюри, падая на колени вместе с ларцом, из которого она так и не успела извлечь зеркало.

   - Чашка! - придушенно вскрикнула Майеса, закрывая рукавами лицо.

   Бестолково протопотав туда и сюда, чашку зелено-фиолетовым вихрем смела Айко.

   За ширмами слышался громкий шелест и шорох - там рассаживались госпожа и придворные дамы. Приличия есть приличия: служанка в благородном доме не может оставаться наедине с чужим мужчиной.

   - Князь Тарег Полдореа покорнейше испрашивает разрешения увидеть госпожу Майесу, - коснувшись лбом циновок, громко произнес Эда от порога.

   - Дозволяю, - мягко прозвучал из-за ширм голос Тамийа-химэ.

   Майеса не знала, какими посланиями обменялись госпожа и князь - свиток с веткой акации на рукаве носила Саюри, да и что она могла там разглядеть. Но похоже было на то, что поединок откладывался. После событий в приемном зале и думать нечего было о том, чтобы продолжить его в ближайшее время - господин Тарега-сама запретил тому поднимать меч на Тамийа-химэ под страхом смерти. Так бой оставался незаконченным, а дело чести - незавершенным. Майеса разрывалась между сочувствием к князю и жалостью к госпоже - и при одной мысли об этом у нее тут же потекли слезы.

   Сквозь набухающую под ресницами влагу роскошный ореол нерегиля виделся туманным и блеклым - но сапфировый отблеск печали она ни с чем бы не перепутала.

   - Мне нет прощения, госпожа, - вздохнул князь. - Что я могу сделать для того, чтобы искупить свою вину и недостойный поступок?

   Дыхание почти потерялось где-то в глубине груди:

   - Я... я прошу прощения за то, что причинила столько беспокойства, Тарег-сама. Мне не следовало вмешиваться в дело, к которому я не имела отношения...

   Майеса держала ладони крепко прижатыми к тростниковому плетению циновки, и втайне благословляла аураннский обычай кланяться и говорить с опущенной головой: князь не видел, как у нее дрожали руки.

   - Как вы себя чувствуете?

   Ничего не значащая, пустая вежливость. Хорошие манеры.

   - Благодарю... Мне уже лучше...

   И, цепенея от собственной дерзости, Майеса сказала:

   - В вашем присутствии я чувствую себя совсем хорошо, Тарег-сама...

   Айко за ее спиной резко втянула воздух. Глубокое переливчатое сияние сапфира стремительно темнело - что я наделала, что я наделала, какой неприличный намек, как я могла так забыться...

   - Я готов выполнить любую вашу просьбу, госпожа.

   - Любую... просьбу?..

   - Я в неоплатном долгу перед вами. Приказывайте, я все исполню.

   Синева вокруг него стала совсем черной, как ночное море. Слезы капали, капали Майесе на пальцы.

   - Тарег-сама... Я... прошу вас... сделайте так, чтобы сердце этой недостойной служанки более не страдало...

   И, решившись, вскрикнула:

   - Откажитесь от мести Тамийа-химэ! Это мое самое искреннее желание, Тарег-сама!

   И в умоляющем поклоне упала лбом на ладони.

   - Вы просите о том, что мне и так приказано сделать, госпожа. Зачем?

   Князь мог видеть только ее волосы и вздрагивающую белую спину. А лица - не мог. Не мог видеть...

   Майеса, обмирая, прошептала:

   - Так сердце этой недостойной не будет более разрываться между долгом перед госпожой и... чувством... к вам, Тарег-сама...

   Поскольку последние слова она пролепетала с закрытыми глазами, дальнейшее случилось уже в полной черноте безо всякого намека на синеву и сапфировый отствет.

   - Что-о? Что-о?! Какая дерзость!

   Дама Тамаки.

   - Неслыханная дерзость!

   Дама Амоэ.

   Резкий стук ширмы.

   - Позвольте я лично накажу эту негодницу! Как ты посмела, мерзавка! Что ты себе позволяешь?!

   Дама Отаи.

   - Мои извинения, Тарег-сама. Мне жаль, что вам пришлось слышать глупые речи негодной служанки. Она будет наказана строжайшим образом.

   Все. Конец. Тамийа-химэ.

   - Она ни в чем не провинилась передо мной, госпожа.

   Майесе показалось, что время замерзло. Вместе с пальцами и слезами в ресницах.

   - Я задал госпоже Майесе вопрос, она на него ответила. У меня нет причин чувствовать себя оскорбленным.

   Вежливое покашливание, треск складываемых вееров.

   - Я покорнейше прошу оставить нас с госпожой Майесой наедине.