Филип Пулман - Янтарный телескоп

Она вгляделась во тьму. Насколько хватал глаз, в этой бесконечной тишине двигались духи — они шли один за другим, целыми тысячами, как беженцы, возвращающиеся на родину.

«Им надо рассказывать истории», — повторила она про себя.

Глава тридцать третья

Марципан

И ты, о ларчик, начинённый

Цветущей сладостью, — весна…

Ночью Лире приснилось, что Пантелеймон вернулся и открыл ей свою окончательную форму; ей очень понравилось, как он выглядит, но наутро, проснувшись, девочка не смогла даже приблизительно вспомнить, каким он был.

Солнце взошло совсем недавно, и воздух был свежий, ароматный. Через распахнутую дверь — Мэри уложила ее в своей маленькой хижине, крытой тростником, — Лира видела солнечный свет. Она немного полежала, прислушиваясь. Снаружи щебетали птицы и стрекотало какое-то насекомое вроде сверчка; рядом тихо дышала во сне Мэри.

Лира села и обнаружила, что раздета догола. Сначала ее охватило негодование, но потом она заметила у своей постели аккуратно сложенную чистую одежду — рубашку Мэри и кусок мягкой, легкой узорчатой ткани, которую можно было обвязать вокруг талии вместо юбки: Она оделась, чуть не утонув в рубашке; но теперь ей хотя бы не стыдно было выйти из хижины.

Так она и сделала. Пантелеймон был поблизости; Лира в этом не сомневалась. Она почти слышала его голос, его смех. Это должно было означать, что он в безопасности и что они до сих пор как-то связаны. А когда он простит ее и вернется — уж тогда-то они наговорятся вволю, ведь просто на то, чтобы все рассказать друг другу, уйдет не один час…

Уилл по-прежнему спал под деревом — вот лентяй! Лира подумала, не разбудить ли его, но потом решила, что в одиночку можно искупаться в реке. Она часто плескалась голышом в речке Черуэлл со всеми остальными оксфордскими детьми, но купаться так с Уиллом… При одной мысли об этом она залилась краской.

Оставив Уилла досыпать, она отправилась на берег в перламутровой утренней дымке. В камышах у кромки воды абсолютно неподвижно стояла на одной ноге высокая стройная птица, похожая на цаплю. Лира пошла медленно и тихо, чтобы не спугнуть ее, но птица обращала на нее не больше внимания, чем на какой-нибудь случайный прутик, упавший в воду.

— Ну ладно, — сказала она.

Бросив одежду на берегу, она скользнула в реку. Поплавав, чтобы не замерзнуть совсем, она вылезла и присела на корточки, стараясь унять дрожь. Раньше Пан обязательно помог бы ей обсушиться… А может, он обернулся рыбой и сейчас смеется над ней в воде? Или стал жуком и забрался к ней под одежду, чтобы потом ее пощекотать, или летает вокруг в виде птицы? А вдруг он где-то далеко с другим деймоном и вовсе о ней не думает?

Солнце пригревало все сильнее, и она скоро высохла. Снова накинув на себя просторную рубашку Мэри, она приметила на берегу несколько плоских камней и решила сходить за своим собственным платьем, чтобы выстирать его. Но оказалось, что ее кто-то опередил: на упругих ветках душистого куста поблизости висела одежда, ее и Уилла, уже почти сухая.

Уилл пошевелился. Она села рядом и тихонько окликнула его:

— Уилл! Вставай!

— Где мы? — тут же отозвался он и сел, схватившись за нож.

— У друзей, — сказала она, отводя глаза. — Они даже одежду нам постирали — или это доктор Малоун… Сейчас тебе принесу. Правда, она еще чуть-чуть влажная…

Протянув ему вещи, она отвернулась и подождала, пока он оденется.

— А я в речке купалась, — сказала она. — Пошла искать Пана, но он, по-моему, прячется.

— Это мысль. Я имею в виду купание. У меня такое чувство, будто я целый год не мылся — весь грязью зарос… Пойду отмываться.

Пока его не было, Лира бродила по поселку: ее разбирало любопытство, но она старалась не глазеть ни на что подолгу, чтобы не погрешить ненароком против местного этикета. Некоторые дома были очень старые, другие — совсем новые, но все явно строились на один лад, из дерева, глины и соломы. В них не было ничего грубого; на каждой двери, оконной раме и притолоке Лира видела изящные узоры, но это не была резьба по дереву: казалось, что дерево уговорили вырасти именно таким манером.

Она смотрела по сторонам и замечала все больше следов, говорящих о пристрастии хозяев к порядку и аккуратности; это было все равно что открывать новые уровни значений на алетиометре. Часть ее сознания жадно стремилась разгадать суть увиденного, перебегая от одного образа к другому, похожему, и от одного смысла к другому, как при общении с прибором; но другая часть была занята размышлениями о том, сколько они пробудут здесь, прежде чем их вынудят двигаться дальше.

«Во всяком случае, я ни шагу отсюда не сделаю, пока не вернется Пан», — сказала она себе.

Наконец Уилл пришел с реки, а потом из дома показалась Мэри и позвала их завтракать; вскоре к ним присоединилась Аталь, и весь поселок ожил. Двое малышей мулефа, еще без колес, все время подглядывали за Лирой из-за угла, прячась за своими хижинами; иногда она внезапно оборачивалась и смотрела прямо на них, так что они подпрыгивали от испуга и смеялись.

— Ну вот, — сказала Мэри, когда они поели хлеба с фруктами и выпили по чашке обжигающе горячего напитка с мятным ароматом. — Вчера вы валились с ног от усталости, и вам нужен был отдых. Но сейчас вы оба выглядите гораздо лучше, и, по-моему, нам пора рассказать друг другу обо всем, что мы выяснили. Времени на это уйдет немало, так что давайте заодно займем руки чем-нибудь полезным — например, будем чинить сети.

Они отнесли ворох жестких просмоленных сетей на берег, разложили их на траве, и Мэри показала им, как заменять истершиеся куски веревки на новые. Она не теряла бдительности, потому что Аталь передала ей тревожную весть: семьи, живущие дальше по берегу, видели, как в море собираются большие стаи белых птиц, туалапи, и все мулефа были готовы покинуть свои поселки по первому сигналу. Но пока работу следовало продолжать.

Так они сидели и работали на солнышке, у тихой реки, и Лира поведала им свою историю, начав с того страшно далекого дня, когда они с Паном решили забраться в Комнату Отдыха в Иордан-колледже.

Прилив сменился отливом, а туалапи так и не появились. Под вечер Мэри повела Уилла с Лирой вдоль берега, мимо столбиков, к которым были привязаны рыболовные сети, по широкой заболоченной низине к морю. В пору отлива здесь было безопасно, потому что белые птицы совершали набеги на материк только тогда, когда вода стояла высоко. Они шагали по твердой дорожке над грязью; подобно всем прочим сооружениям мулефа, она была сделана очень давно и поддерживалась в идеальном состоянии, так что казалась частью самой природы, а не чем-то навязанным извне.