Роман Парфененко - Другое имя зла

Девушка в красном направилась к другой платформе. "Это судьба!". Хмыкнул, хлебнул пива и пошел к своему поезду, в котором уже зажгли желтым светом окна. Взглянул на часы, была двадцать одна минута двенадцатого. Скоро наступит новый день.

Юрий шел мимо освещенных окон. Волосы намокли от обильно падающего, сырого снега. Рукой сбросил холодный налет с головы. Второй вагон с хвоста поезда. Дальше. Дальше. Желтые окна, темные зевы раздвинутых дверей. Кое-где люди. По одному, вдвоем. В пятом вагоне сидела компания из трех студентов, тоже пьющих пиво. Дальше. Глотая горьковатую, колючую жидкость, считал вагоны. Вот, он. Третий вагон от головы поезда, восьмой с конца. "Почему он? Бог, я или не Бог?! Неужели должен искать разумные объяснения желаниям? Отчитываться перед самим собой! Не божье это дело, искать ответы. Бог должен выдумывать вопросы".

Юрий вошел в поезд. В вагоне было пусто. Тепло и светло. Прошел по проходу между деревянными скамейками. Первая пузатая бутылочка иссякла. Аккуратно поставил ее под одну из лавок. Сел во второе купе, в начале вагона. Спиной по направлению движения. "Будущему движению. К концу, наверное, лучше двигаться спиной. Тогда ясно видишь, какой путь пришлось преодолеть, чтобы настичь его". С помощью мобильного телефона открыл вторую бутылку. Засипел динамик, откуда-то сверху:

– Добрый вечер уважаемые пассажиры. Наш электропоезд отправится в двадцать три часа двадцать девять минут. Конечная остановка, Луга. Поезд проследует без остановок…

– Мою жизнь. – Сказал и засмеялся. Потом залил смех пивом.

– Осторожно, двери закрываются… – донеслось из динамика.

– Она уже давно закрылась. Бедняга Атман, мечется там сейчас по своему миру и не хрена не может изменить. Богу мириться со своим бессилием гораздо проще, чем человеку. Но мой двойственный статус дает возможность смотреть на эти вещи гораздо проще. – Опять вслух сказал Юрий.

Поезд дернулся еще раз. За окном, слева поплыли пустые, неосвещенные окна. Потом стена, с нечитаемыми буквами на ней. Она оборвалась. За стеклом разлилась темная пустота с прорехами мерцающих огоньков. Поезд увозил прочь из страшного города. Увозил навсегда.

Юрий допил пиво и поставил пустую, с пенной горкой на дне бутылку на пол. Смутный город проносился мимо вместе с такими же мыслями в голове. Без следа, не зацепляясь.

Неприятная тяжесть в низу живота. Моча растягивала стенки залитого под завязку пузыря. Не малая кружка кофе у Марины, забавной проституточки. Две бутылки пива по ноль тридцать три, есть от чего затосковать. Не божье дело помирать от разрыва мочевого пузыря. Статус Бога стал принимать четкие контуры. Определялись границы прав, обязанностей, полномочий и понятий. Вышел в тамбур. Судорожно, быстро, озираясь, пописал. Не до конца, но ослабил давление внутри. "Остальное само потом выльется". Отошел к противоположной двери. Пока доставал сигарету и зажигалку, поезд остановился. Последняя станция на черте города. Аэропорт. В вагон никто не вошел. Двери закрылись. Электричка покатилась по мосту над Пулковским шоссе. Под ним тогда проезжал, пытаясь сбежать из города. Там, напротив поста ГАИ, попытался остановить Другой, выряженный в форму инспектора ГИБДД. Он очень жестоко убил его тогда, но вот, как? Не вспомнил. Память заботливо вырвала кровавые страницы из блокнота, а где сам блокнот? Может это не память, а второе Я подсуетилось? Из города тогда выбраться не удалось. Обратно пришлось возвращаться пешком.

Юрий курил, прислоняясь разгоряченным лбом к холодному стеклу. Прямо перед глазами надпись: "НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ". Надпись как бы миновала стекло, выскочила за его пределы. Теперь она была начертана на темном мире. Там, за неощутимо проносящимся мимо него поезде. НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ!!! Не прислоняться к двери, к вечности. Не прикасаться к любви, дружок! Это может плохо кончиться, – одиночеством. Но, тебе ли привыкать к нему?! Оно живет только во мне. Я придумал и создал его. Вознес на пьедестал. Мы рады приветствовать ВАС на железной дороге имени Юрия Незабудки-Прерывного, астропатологоанатома Федерации случайных королей.

Бросил и затоптал упрямый окурок, который отказывался умирать. Вышел из тамбура и сел на свое теплое место. Бутылка упала и куда-то укатилась. Юрий бросил настороженный взгляд в конец вагона, обернулся и посмотрел через темные стекла в тамбур. Никого. Достал Макарова, передернул затвор, поставил на предохранитель. Не выпуская пистолет из руки, опустил в карман куртки. И оружие, и рука, сжимавшая, остались внутри.

"Все, что можно сказать, уже сказал. Что надо сделать, – сделаю, не скажу, что с радостью и удовольствием, но сделаю, как неприятную, но необходимую работу".

Они появились только после Кондакопшино. Трое. Шли спокойно, уверенно, да и чего было бояться? Людей в последнем поезде почти не было. Из тех, кто ехал, большая часть спала, остальные читали. Им тоже приходилось выполнять не приятную, но необходимую работу по охране общественного порядка на транспорте, в поезде, конкретно, следующим ночью до Луги.

Он дождался, когда все трое войдут в вагон. Трое милиционеров. Первым шел, кажется, капитан. Впрочем, это не имело значения. Юрий поднялся, вышел в проход между сиденьями. В кармане опустил большим пальцем флажок предохранителя. Вместе с тихим неслышным щелчком выдернул из кармана руку с зажатым в ней пистолетом. В обойме было как раз три патрона. Идущий первым офицер оторопел и растерялся. Лицо начало быстро бледнеть.

Чтобы ускорить мыслительный процесс милиционера Юрий нажал на спусковой крючок. Заглушаемый стуком колес и грохотом вагонов выстрел прозвучал негромко.

Капитан Ивлев устал за это, казавшееся нескончаемым воскресенье. Дежурство было напряженным. Из управления пришла ориентировка на двух сдернувших подконвойных, обвиняемых в убийстве. Всем патрулям раздали табельное оружие. Обычно железнодорожная милиция для наведения порядка использовала резиновые палки, кулаки, ноги и наручники на завершающем этапе. Весомая кобура на боку добавляла напряжения. Зато сержантикам, сопровождавшим его, наличие пистолетов веселило кровь.

Прошли почти весь поезд, осталось три вагона. Ивлев бегло, но внимательно осмотрел восьмой. В начале вагона сидел парень. Непохожий на сбежавших. Длинные, на взгляд капитана, светлые волосы. Дорогая, модная куртка на меху, стоившая хрен знает сколько, капитанских окладов вместе с премиями. Стильный, такие видел на популярных телеведущих, черный свитер, с высоким треугольным горлом. Под ним краешек красной футболки. Веселые глаза смотрят с прищуром. "Чего он веселится?" – успел подумать Ивлев. Потом все мысли исчезли. Увидел, как парень поднялся и вышел в проход между лавками. Сделал шаг навстречу. Теперь их разделяло не более десяти метров. "Почему он все еще улыбается?!" – опять вернулось не к месту. И все. Больше к этому вернуться не успел. Увидел, как парень дернул руку из кармана. И в него, капитана железнодорожной милиции, задержавшего лично четырех вооруженных преступников, нацелился куцый нос Макарова. Веселье исчезло из глаз парня, а вместо, капитан увидел, сразу, всепоглощающе – смерть. На таком расстоянии даже из Макара не промахнешься! Ивлев замер, не в силах бороться со страхом. Парень резко сместил пистолет чуть влево. Сразу грохнул неестественно громко в тысячу раз усиленный ужасом выстрел. Пуля просвистела где-то далеко от него, но так рядом, ощутимо вспорола она воздух. Из замешательства вывел звук разбившегося позади стекла. Сержант Серега Сливко и младший сержант Горлов оказались расторопнее командира. Сразу, вместе со звуком выстрела прыгнули в проходы ближайших к ним секций сидений. Если бы пуля летела медленнее, почти наверняка, она бы зацепила Серегу, прыгнувшего вправо. Ивлев очнулся и кинулся влево. Упал в купе, на грязный пол между скамейками, подтянул ноги. Ему хотелось стать очень маленьким, незаметным, но рука путаясь, уже шарила по кобуре. Наконец, еще без участия сознания, удалось вытащить пистолет. Неловко, цепляясь за батареи, которые должны согревать замерзшие зады, отсутствующих пассажиров, он развернулся на полу и посмотрел в просвет между сиденьями. Парень стоял на том же месте. Откуда-то справа раздался выстрел, потом еще один. Опять звук разбитого стекла. Сержантики открыли ответный огонь. Это вернуло Ивлеву власть над телом.