Роман (Крысь) Хаер - 2. Идеальное Дело

— Чтобы лишнего не болтать — давайте-ка оба на ринг, — решительно прервал сэнсэй начинающийся конфликт, еще раз проявив себя великим учителем.

Не буду описывать этот бой, по причине мужской гордости. Когда через три минуты меня привели в чувство после нокаута, Андрей, по-прежнему весело улыбаясь, сказал мне, что я теперь могу гордиться, ибо побит самой «Лерой-ягуарой». Чемпион Москвы в «экстремальных безрежущих боях» стояла неподалеку и виновато смотрела на меня. Я вспомнил тот смертоносный вихрь каких-то необъяснимо острых и кусачих кулачков, в который безобидная блондиночка превратилась на ринге, и содрогнулся еще раз, представив, что на самом деле Лера-ягуара могла со мной сотворить, если бы дралась в полную силу. Значительно позже я порылся в Интернете и нашел массу интересных кадров, на которых эта маленькая белокурая бестия, закованная в шлем и облегающий костюм, с помощью небольшой крестообразной дубинки-кастета и маленького кистеня вырубала таких огромных ребят, мимо которых я бы лишний раз пройти не рискнул.

Пока я приходил в себя, меня решили порадовать редким зрелищем — спаррингом Андрея и Леры-ягуары. Надо сказать — я остался доволен. Если меня каждый день будут мутузить до беспамятства, но потом покажут что-нибудь подобное — то я согласен! На этот раз вихрь смерти в лице блондинки был разбит об утес мудрости великого лысоватого учителя. Буквально через пятьдесят секунд схватки Лера была поймана в примитивный захват, выполненный немного под необычным углом, после четко переведена на болевой прием, в результате чего ей пришлось три раза хлопнуть изящной ладошкой по мату. Потом сэнсэй и его ученица (без сомнения находящаяся на гораздо более высокой ступени ученичества, чем я), начали обсуждать схватку, и Андрей в своей обычной веселой манере принялся за разбор ошибок Леры. Я же тихонько ретировался, так как посчитал, что свою порцию тумаков на сегодня я уже получил с лихвой.

«Когда же я, наконец-то, научусь разбираться в людях?» — думал я по пути домой. Вот почему умному человеку достаточно бросить один беглый взгляд на кого-нибудь (например, на меня) — и ему все сразу становится ясно и понятно. Я же смотрю на людей и вижу только руки, ноги и изредка нос на лице. Что собой представляет тот или иной индивидуум — я понимаю только через определенное время, и часто за этот период успеваю больно получить по своей многострадальной голове. А если совместить мою общую непонятливость с собственной глупостью по поводу отношений с прекрасной половиной человечества — вообще хочется выть от разочарования в себе. Все ошибки, которые возможно сделать при общении с женщинами, я обычно с чувством глубокого удовлетворения совершаю. А уж если есть теоретический способ опозориться в глазах предмета моих воздыханий, то я обязательно воспользуюсь предоставленной возможностью — пример с Джиной лишний раз подтверждает это неправильное правило. Как с этим бороться — просто не представляю. Наверное, я думаю больше о себе и мало смотрю по сторонам, если преодолеть эту черту моего характера — все в жизни наладится.

«Надо больше уделять внимание тем дамам, которым нравлюсь я, а не тем, которые нравятся мне», — пришла в голову умная мысль.

В подъезде столкнулся с симпатичной соседкой — владелицей спаниельчика, который гордо шествовал рядом с хозяйкой. Песик при виде меня виновато вильнул хвостом, подошел и уткнулся лбом в ногу. Как только я перестал пахнуть, как хищник из мира Ворк, все собаки пришли в себя, а некоторые при этом начали испытывать передо мной что-то вроде легкого стыда — и вот так забавно извинялись. Я почесал песика между ушками, его хозяйка, участливо охая, оглядела мою несчастную физиономию, на которой светились не только глаза, но и свежие синяки, мы мило перекинулись парой слов, и я прошел мимо.

Дома, во время приема медицинских процедур, философские размышления снова посетили набитую, как боксерская груша, голову, в который раз подтвердив мою собственную теорию — хороший удар по голове придает ускорение нейронам мозга, и они начинают быстрее двигаться, вызывая небывалый приток умных мыслей. Кстати, эта гениальная идея меня посетила тоже после одного приличного хука, пропущенного во время спарринга с Андреем.

«В том ли мире мы живем?» — мысль, пришедшая после прошлого путешествия, в котором я познакомился с принцессой Цветой и воином Громом, периодически возвращалась, смущая покой. Но в этот раз удары по моей голове, нанесенные ловкой белокурой бестией, заставили шестеренки там крутиться чуть быстрее, и я успел завязнуть в размышлениях немного глубже.

А что мы делаем для того, чтобы тот мир, в котором мы живем, стал «нашим миром»? Как известно, раньше и деревья были выше, и люди лучше. Сейчас все уже совсем не так, и кстати — так считали, считают, и будут считать во все времена. Какой из этого следует сделать вывод? Я не знаю, но думаю — каждый из нас должен быть на своем месте. И когда ты делаешь что-то, что считаешь важным и нужным — только тогда ты живешь полной жизнью. Естественно, когда такой период проходит (на полном накале всю жизнь продержаться невозможно — сгоришь как свечка) — остальная жизнь кажется только отголоском той, былой вехи, полной великих дел и сильных поступков.

«А что делаю я для того, чтобы этот мир стал моим?» — пришла в голову странная мысль, и на этом месте я завис в своих размышлениях. Тут как раз медицинское кресло пикнуло, сигнализируя об окончании восстановительных процедур — я встал на ноги и подошел к окну. По заливу носились яхты парусных спортсменов, в воздухе летали разнообразные механизмы. По мосту вдалеке проносились болиды — Москва кипела своей обычной жизнью, я удостоверился в этом и продолжил размышления.

Я делаю свое дело, которое дано мне свыше. Можно назвать это свободным выбором, цепью случайностей, судьбой или божьей волей — суть от этого не изменится. Я делаю то, что умею делать лучше всего. В древности было проще — тот же Архимед сначала был чиновником, потом ученым, после этого снова работал для города-государства Сиракузы в качестве военного инженера, а затем опять начал заниматься исключительно наукой. Великие философы побеждали на Олимпийских играх (причем в кулачных боях), а сенаторы одновременно являлись гениальными полководцами. Человек, командовавший первым в истории многолетним рейдом на вражескую территорию, впоследствии придумал новый литературный жанр и написал художественно-исторический роман с самим собою в качестве главного героя. Развитие цивилизации такие возможности у отдельного человека отобрало. Теперь чтобы только достичь первой линии, например, в науке — надо треть жизни учить то, что успели за тысячелетия (или столетия, если это новые направления) наваять поколения людей, работающие в этой области до тебя. Следующую треть жизни ты учишься всем этим владеть в совершенстве, и только потом начинаешь что-то делать самостоятельно. Следующие за тобой в этой череде поколений плюс к этому будут изучать то, что успел наделать в этой области ты сам. Поэтому современный человек, в основном, обречен делать то, что умеет лучше всего, всю сознательную жизнь. Встречаются, конечно же, исключения, но опять же: во-первых, они только подтверждают правило, во-вторых, успешную смену деятельности возможно сделать максимум один раз — с многогранностью древности это сравнить невозможно.