Вера Школьникова - Дети порубежья

Алхимик надолго замолчал, обдумывая. Огненный порошок министру и впрямь пригодится, этот не побоится руки замарать, а вот будет ли ему так же нужен изобретатель? Почему бы и нет? Порошок ведь сам по себе немного стоит, а он знает, как сделать огненные катапульты, и не такие неповоротливые громадины, как были у Тейвора, а лучше, легче, он думал над этим двадцать лет!

— Хорошо, я поверю вам. Можете войти.

Чанг подошел к двери, толкнул, глазам понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к полумраку. Старик сидел в дальнем углу, забравшись на кучу мешков якобы с мукой, в руках он держал тлеющий трут. Министр с облегчением выдохнул застрявший где-то внизу груди воздух. Достаточно было бы одной искры! Он протянул руку:

— Спускайтесь.

Алхимик наклонился, чтобы опереться на протянутую руку, отступился, нога соскользнула, и он полетел вниз, выронив трут. Чангу показалось, что кусочек обугленной ткани падает невыносимо медленно, но все же он не успел перехватить, и трут проскользнул мимо его ладони, затерялся между мешками. Алхимик лежал на земляном полу, подвернув под себя ногу. Чанг ухватил его за руку и потянул на себя. Старик оказался на удивление тяжелым, но министр дотащил его до двери. Они успели выбраться во двор, и даже немного отойти от амбара, когда небо над головой Чанга разлетелось в огненные клочья.

Его разбудила тишина, пугающая, непроницаемая. Так тихо не бывает даже глубокой ночью, всегда можно услышать какой-либо шум — отдаленный бой башенных часов, шаги караульного в коридоре, уханье прижившейся в дворцовом парке совы, назойливый стрекот сверчка. Но сейчас он не слышал ничего, совершенно ничего. И ничего не видел.

Сознание возвращалось медленно — ничего не видно, должно быть, потому, что глаза закрыты. Понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, как раскрывают веки, но он справился. Осторожно, медленно, словно поднимая тяжелый груз, он сумел открыть глаза. В комнате было сумрачно, но и этот свет, пробивавшийся сквозь неплотно прикрытые ставни показался ему слишком ярким. Сразу же захотелось закрыть глаза обратно, но человек, сидящий у кровати, уже заметил, что он проснулся:

— Слава Эарниру-Исцелителю! Вы очнулись!

Странно — он видел, как шевелятся губы человека в синей робе целителя, но по-прежнему ничего не слышал, считывал с губ. Полезное умение не раз пригождалось ему раньше, но никогда еще не было настолько необходимо:

— Ч-что произошло? — Язык подчинялся с неохотой, он выталкивал слова наружу, надеясь, что произносит правильно, — я ничего не слышу.

— Взрыв, господин министр. Вы чудом уцелели.

— Алхимик?

— Мертв. Его тело прикрыло вас от обломков. Вам повезло, все кости целы, нет внутренних повреждений. А слух вернется в скором времени. Вас контузило.

— Сколько ждать? — С каждой новой фразой говорить получалось легче. Он по-прежнему не слышал своих слов, но больше не сомневался, что выговаривает их верно.

— Не могу сказать, зависит от силы контузии. Вам нужно беречь себя, господин министр.

— Где мы сейчас?

— В "Поющем терновнике".

— Почему?

— Позвольте, я объясню, — Эйрон появился в поле зрения министра. — Как только прогремел взрыв, я отправил половину отряда на виллу, арестовать герцога. За попытку покушения на вашу жизнь. Мы тогда еще не знали, что с вами, а герцог мог сбежать, узнав о взрыве. Я виноват, превысил свои полномочия, но если бы он ушел…

— То проблема решилась бы сама собой! — Чанг надеялся, что ему удалось передать раздражение. — О чем вы думали?! Теперь его придется судить.

Эйрон виновато склонил голову, так низко, что министр с трудом разглядел его губы:

— Я думал, что вы погибли.

Чанг оборвал себя на полуслове. Эйрон принадлежал к его самым доверенным людям. Он приметил ловкого мальчишку пятнадцать лет назад, когда, наконец, нашел несколько дней съездить посмотреть поместье, подаренное наместницей, и забрал в столицу. Оплатил обучение сначала грамоте в храмовой школе, потом у старого купца, занимавшегося заграничными векселями. Затем Эйрон закончил единственную уцелевшую после отмены военной реформы офицерскую школу и получил чин лейтенанта.

Официально молодой человек возглавлял личную охрану министра, неофициально — выполнял особые поручения. Чанг всегда знал, что может положиться на Эйрона, но в силу собственной сдержанности только сейчас осознал меру его личной привязанности.

Эйрон предложил:

— Я могу пойти к герцогу с повинной. Сказать, что перегнул палку, и что вы меня поставили на место.

Чанг неосмотрительно качнул головой и тут же с коротким вскриком упал обратно на постель — затылок и виски пронзила острая боль, перед глазами поплыли круги. Лекарь наклонился над ним, влил в рот горький холодный отвар. Стало легче, он осторожно, медленно поднял голову от подушки:

— Нет. Он не поверит и сорвется. Сколько прошло времени?

— День.

Нужно было спешить, пока весть об аресте не просочилась за стены виллы. У них всего несколько дней, потом герцога начнут искать, если уже не ищут. Его необходимо как можно скорее вывезти в Сурем. А там… впервые Чанг пожелал, чтобы наместница оказалась права, и король вернулся. Тогда разгребать эту кучу будет кто-нибудь другой, а он сможет, наконец-то, уйти на покой. Как жаль, что сокровенному желанию Саломэ не суждено сбыться.

— Я буду говорить с герцогом. Где он?

— В своих покоях, под стражей.

— А леди?

— Тоже под стражей. На всякий случай. Я прикажу привести герцога сюда.

— Нет. У него есть кабинет? Там и поговорим.

Лекарь возмутился:

— Вам нельзя вставать! Ни в коем случае! И нельзя будет еще долго, не меньше недели. Покой и только покой! — Он высоко поднял указательный палец, наставив его на министра.

— Через три дня сюда ворвется вооруженная толпа, спасать своего лорда. И мы все обретем вечный покой. Помогите мне встать и одеться.

Эйрон только руками развел, встретив кипящий возмущением взгляд лекаря. Люди Чанга знали, когда с министром можно поспорить, а когда следует молча выполнять приказ.

Окна в кабинете Корвина выходили на море, даже не окна, а целая стеклянная стена с раздвижной дверью. Письменный стол робко притулился в углу, зато мягкие кресла вальяжно расположились посередине комнаты, окружив низкий столик с набором для заваривания карнэ. Этот кабинет мало располагал к работе, неудивительно, что герцог ездил по делам в город или во дворец.

К счастью, гостевая спальня находилась на одном этаже с кабинетом, пройти по лестнице Чанг бы не смог, он и эти пять шагов едва осилил. Голова кружилась, боль била без предупреждения, короткими уколами, словно кто-то постоянно втыкал в затылок раскаленную иглу. Но лицо министра оставалось спокойным и бесстрастным, разве что несколько бледнее обычного.