Михаил Ахманов - Другая половина мира

На Островах придерживались такого же мнения. Когда воины Саона расступились, кейтабцы, будто ощутив, что пришло их время, взметнули кривые клинки и полезли вверх по склону. Двигались они проворно, с ловкостью людей, привыкших карабкаться на мачты и чужие палубы, и пощады не давали никому. Возможно, этот последний свирепый натиск сломил сопротивление: дикари побежали, испуская вопли ужаса, и склон разом опустел. Кейтабцы последовали за ними; вскоре вся их толпа исчезла среди гранитных скал и глыб, и только звуки ударов, стоны да треск черепов под топорами подсказывали, что бойня еще не закончилась.

— Хватит! — Дженнак помахал шестом с бесполезными перьями Саону и повернулся к сигнальщику. — Хватит! Труби! Пусть возвращаются!

Воин поднес раковину к губам, и резкий рев горна раскатился над ущельем. Для одиссарцев этого было достаточно; они остановились, собрались плотными кучками вокруг Саона и Итарры, затем, перебросив щиты за спину, начали спускаться вниз и строиться походной колонной. Кейтабских головорезов горн звал трижды. Наконец они собрались все; разгоряченные, перемазанные в крови, но без всякой добычи — у голых метателей дротиков взять было нечего. Последним явился Хомда и бросил к ногам Дженнака окровавленное тело.

— Вот, — сказал он словно в оправдание, — мой далеко бить, хватать пленник, тащить тебе. Живой! Или не живой? — Северянин присел на корточки, поднес ладонь ко рту своей добычи, подержал недолгое время и огорченно буркнул: — Ха! Уже мертвый! Мой бить голова слишком сильно!

На лбу туземца, под шапкой темных волос, завивавшихся мелкими кольцами, зияла кровавая дыра. Он был мускулист и почти обнажен, только бедра охватывала повязка из шкуры, грубо выделанной, жесткой и пятнистой, однако не похожей на ягуарью; рисунок пятен и их форма выглядели совсем иначе. Глаза его были раскрыты и неподвижно уставились в зенит; губы огромного рта, на удивление пухлые и как бы вывороченные, казались серыми, а нос — уродливым, как у обезьяны; широкий, толстый, с зияющими ноздрями и еще более приплюснутый, чем у Грхаба. Но не этот лик, выглядевший кошмарной маской ночного демона, поразил Дженнака; вернее, не только лицо погибшего. Опустившись на колени, он коснулся шеи мертвеца, потер плотную, еше не успевшую остыть кожу, потом в недоумении взглянул на свою ладонь:

— Во имя Шестерых! Это не боевая раскраска!

Саон с Итаррой, стоявшие рядом, переглянулись. Потом санрат сказал:

— Я бы тоже удивился, милостивый господин, если бы успел. Думал, черные демоны, но кровь у них красная, и гибнут они как любой человек, если его проткнуть копьем. Сражаться не умеют, вместо оружия у них палки да камни, но вот ярости — как у быка с подпаленным хвостом!

— Быки! Мясо! — Хомда облизнулся. — Мой видеть быков! Сверху. С другой сторона скала!

— Где? — спросил Дженнак, поднимаясь.

— Там! — Рука северянина вытянулась на восток. — Мой видеть: скала конец, ровное место, трава, деревья, хижины… много хижин, много люди! Еще бревна! Так и так! — Он изобразил руками нечто похожее на изгородь. — За бревна — быки и другой зверь, горбатый тапир. Эти, — Хомда пренебрежительно пнул ногой мертвое тело, — бежать туда.

— Селение! Он говорит о селении! — возбужденно выкрикнул Итарра. — Но как ты все разглядел? И дома, и быков, и людей?

— Мой говорить: скала конец, ровное место, видеть далеко. А мой видеть как орел! — Хомда стукнул себя кулаком в грудь.

Кейтабцы, слышавшие его слова, возбужденно загудели. Для них селение означало если не добычу, так возможность поразвлечься; ну, а какие развлечения влекут мужчин, пробывших в море почти сорок дней?

Словно подтверждая эти мысли Дженнака, Хомда снова облизнулся и сказал:

— Мой видеть селение, да! Быки, люди, женщина… много женщина! — Тут он скосил глаз на мертвеца, оглядел заваленные трупами склоны и прибавил: — Черный женщина — тоже женщина. Хорошо, когда нет другой цвет.

Один из одиссарских воинов рассмеялся, другой сплюнул, но у кейтабцев, кажется, цвет кожи и уродливый вид дикарей не вызывали отвращения. Шум в их нестройной толпе стал сильнее, голоса — громче; они лезли вперед, к Дженнаку, расталкивая его людей, и теперь повсюду он видел широкие раззявленные рты и выкаченные глаза островитян. Он повелительно скрестил руки, приказывая им остановиться, но в тесноте вряд ли кто заметил этот жест; кейтабцы напирали, и было ясно, что кровь чернокожих не насытила их, а лишь привела в неистовство.

Наконец самый храбрый — или самый нетерпеливый — выкрикнул:

— Веди нас, господин! Веди в селение! Может, там вино найдется! Или пиво! А нет, так выпустим кишки из этих черных демонов! Повеселимся!

Дженнак оттолкнул крикуна.

— Сказано в Книге Повседневного: если страдает невинный, кровь его падет на голову мучителя. Мы перебили три сотни этих дикарей… Хватит! Хватит крови!

Но его не слушали; вернее, услышали лишь то, что хотелось.

— Они виновны! Напали первыми!

— Перебьем еще три сотни!

— Веди нас, вождь!

— Мясо и женщины! И вино!

— Возьмем хоть это с голышей!

— Они ввязались в драку и проиграли, а проигравший должен заплатить!

— Ты прав, клянусь клювом Паннар-Са! Пусть платят!

— Быками и женщинами, раз больше нечего с них взять!

— Веди нас, светлорожденный!

Дженнак оглянулся на учителя, но тот стоял, раскачивая посох в огромных руках, и на его физиономии словно было написано: ну, что ты станешь делать, парень? Как поступишь? Мужчина ты или мальчишка? Сокол в сизых перьях или голубь, фаршированный ананасом?

Одиссарцы тоже ждали, выстроившись по краям тропы двумя колоннами, и ждали Саон с Итаррой, но на лицах их, не в пример Грхабу, отражалась полная готовность: мол, только мигни, светлый господин, кости переломаем, размажем обезьян по скалам да камням. Но Дженнак не мигнул; все тут были его людьми, и кейтабцы, и одиссарцы, все пришли с ним из Эйпонны, и он чувствовал, что здесь, в неизмеримых далях за Бескрайними Водами, разницы между Кейтабом и Одиссаром нет никакой. Во всяком случае, не столь она велика, чтоб ломать кости непочтительным островитянам! И потому должен он оборотиться не жестким соколом, не мягким голубем, но мудрым кецалем.

Сунув шест Саону, Дженнак сгреб за шеи двух кейтабцев, что оказались поближе, и подтолкнул к раздавшемуся строю своих солдат:

— Туда! Встать туда! Идем в селение, как шли прежде: копейщики прикрывают стрелков и людей Хомды, я с Саоном впереди, Итарра ведет кейтабскую сотню и тарколу с арбалетами. Ну, все по местам! И, во имя Чак Мооль, закройте рты!

Островитяне с ворчаньем повиновались; предчувствие добычи возбуждало их, как грифа-падальщика — вид протухшего трупа. Наконец отряд двинулся вперед, но Дженнак не торопился, словно позабыв, что внезапность нападения уже половина победы. Мысль сия была неоспоримой, однако воинам, только что выдержавшим бой, требовался отдых. Впрочем, эта причина не являлась главной; иные, более важные соображения заставляли его хмуриться и медлить.