Вероника Иванова - Право учить. Повторение пройденного

— И ты сразу его надела?

Мариса смущённо опустила взгляд:

— Да, господин. Я решила, что отец вернулся, и это — его подарок. А потом...

— Накр пришёл в движение, верно?

— Д-да, — невольно содрогнулась девушка. — Как паук, побежал по мне... И на каждой лапке — острые коготки. А когда остановился, эти когти впились в кожу и...

— Было больно?

— Я не сразу почувствовала, потому что...

— Тебе было страшно. Понимаю.

— Да, страшно... И стало немного трудно дышать. Грудь как сводило...

— Можешь не продолжать, если тебе не хочется: действие этого накра мне известно. И когда же мэнсьер узнал о случившемся?

— Отец уже знал. Из письма, — со скорбью в голосе ответила Мариса. — И часа не прошло, как он вернулся. А я...

Она замолчала, но картина зимнего утра накануне праздника и так стояла у меня перед глазами.

...Старик, бросивший все дела и заботы после известия о грозящей его последнему и самому любимому ребёнку опасности, задыхаясь и еле держась на ногах, распахивает дверь, вваливаясь в комнату. Но надежда, за которую он цеплялся весь путь домой, надежда, что время ещё есть, что непоправимое не произошло... Надежда разлетается осколками, когда он видит в глазах девушки слёзы стыда и отчаяния. Старик сжимает дочь в объятиях, слушая её сдавленные рыдания, а сам не может даже дать волю своему горю, потому что этим только усилит боль. Нет, надо оставаться спокойным и твёрдым, только так. И искать способы избавиться от напасти. Искать, несмотря ни на что...

— Из письма, — задумчиво повторил я. — Ты знаешь, что в нём было написано?

Мало вероятности, конечно, но вдруг мэнсьер проговорился? В конце концов, их тайна была одной на двоих, и отец мог быть с дочерью предельно откровенен.

— Я пока не очень хорошо читаю, господин, хоть отец и желал, чтобы я научилась. Лучше, если вы сами прочтёте.

И на моих удивлённых глазах девушка достала из рукава сложенный вчетверо листок.

Тоненький пергамент, хранящий тепло тела, к которому был прижат, развернулся и поведал мне много интересного. Признаюсь, я еле сдержался, чтобы не сразу углубиться в чтение, а для начала изучить вид и характер написания букв.

Магии в письме не ощущалось, да и, судя по всему, не должно было ощущаться, потому что ровные строчки вышли из-под пера человека, привыкшего писать бесстрастно и внимательно. Линии одинаковой толщины, равномерное нажатие, оставившее еле заметные ямочки на пергаменте, чётко выдержанный наклон — всё говорило о том, что писано сие произведение было под диктовку или с черновика, и не самим автором, а тем, кто зарабатывает себе на жизнь составлением документов и перепиской. Злоумышленник не хотел оставлять лишние следы? Браво! Хорошо, когда противник умён: умный человек редко совершает глупые ошибки, а вот попробуйте состязаться с дураком... Проиграете. Не верите? Ну-ну.

Что ж, несмотря на все ухищрения противной стороны, несколько деталей я уже знаю.

Первое. Я столкнулся с деяниями человека опытного и умелого, а значит, достаточно взрослого. К сорока годам или больше.

Второе. Он не лишён чувства юмора и любит доставлять людям страдания, то есть, вполне нормален. Не относится к категории болезненно упёртых в одну-единственную идею, и это плюс. Для меня, поскольку фанатизм более сложен в понимании, чем простые человеческие мотивы.

Третье. Мой противник — искусный чародей, следовательно, не мог остаться незамеченным.

Скажете, мало? Не соглашусь. Очень и очень много. А теперь, собственно, приступим к чтению.

«Доброго здравия и благополучия почтенному господину и чадам его! Да пребудет дом ваш полной чашей, а вверенный вам город — садом, приносящим плоды! Осмелюсь отнять несколько мгновений вашего драгоценного времени, чтобы предупредить, предложить и предостеречь. Колодцы Вэлэссы постигла беда, и вода в них потеряла приятственный для языка вкус, но вблизи от города есть чудесный источник, способный удовлетворить потребности всех жителей. Только не советую вам самому пить из него, если желаете сохранить себя и свою жизнь в целости. Но совершенно не буду против, чтобы все прочие пользовались той водой. Понимаю, что как правитель города, вы пожелаете уберечь людей от беды, и поэтому предпринял кое-какие действия в отношении одного из ваших детей. Самого любимого, разумеется! Думаю, девочка уже получила мой скромный подарок, и он занял подобающее ему место... Не советую пытаться его снять — не получится. Также не советую рассказывать кому-либо об этом письме и его содержании, потому что как только ваши уста покинет хоть одно слово, связанное с моим маленьким секретом, ваша дочь умрёт, быстро и надёжно. Впрочем, если город вам важнее, чем одна юная жизнь, можете поступать, как сочтёте нужным.»

Простенько и понятно, не так ли? Этот негодяй мне уже нравится: изъясняется вежливо, почти ласково, но за каждой строкой чувствуется бесстрастная угроза. Мол, я вас предупредил, изложив все «за» и «против», теперь решайте сами, на свой страх и риск, а я, так и быть, посмотрю, что у вас получится. Без удовольствия, конечно, а только ради пополнения копилки наблюдений. Замечательный противник! Просто великолепный! Хотя бы потому, что я начинаю понимать, как к нему подступиться.

В открытое окно робко заглядывало утро, жаркое и мутное от марева, поднимающегося над не успевшей остыть за ночь и вновь нагревающейся в лучах беспощадного солнца землёй. Ни ветерка. Вот ведь, подлость со стороны природы: ну да, месяц Первых Гроз уже начался, а там и лето не за горами, но где грозы-то? Хочу дождь. Очень хочу. Эй, небо, ты собираешься поплакать или нет? Смотри, если само не захочешь, я тебя до слёз доведу! Понятно?

Поговорив с небом, я отошёл от окна. По-моему, меня не услышали. Ну и пусть. Обещание дано и будет выполнено, а если оно кого-то не устраивает, претензии надо высказывать вовремя.

— Вижу, вы вернули себе силы, Мастер? — Спросил появившийся на пороге комнаты Льюс.

Хорошо, что я копался в сумке, укладывая завершённое вязание: если бы у меня под рукой оказалось что-то, не представляющее ценности, оно отправилось бы прямиком в сторону открывающейся двери, потому что после разговора с Марисой, моя персона стала почитаться слугами ещё больше, и покоя от любопытствующих не стало совсем. А если учесть, что каждый норовил до меня дотронуться либо поклянчить помощи в решении своих проблем, ещё трёх дней мне хватило, чтобы озвереть. Совершенно.

Да я — просто старая развалина, если приходится так долго поправляться после не особенно какой активности... Хотя, почему это «не особенно»? Много всего было сделано. Даже с лихвой. И без передышек, что представляет наибольшую опасность. А поскольку тратил я свои собственные силы, которые разрушением магии не очень-то и восстановишь, мне могли помочь только время и покой, потребные для того, чтобы Пряди Пространства, проходящие через меня, вернули моему телу утраченное. Печально, но факт: я не подлежу изменениям извне. С одной стороны это ценное достоинство, а с другой — большое неудобство: был бы, как все, давно уже проглотил пару-тройку магических зелий и бегал бы, как молодой олень! Хм. Ну и сравнение... Мне больше подходит другое животное, и тоже рогатое, помимо всего прочего. Хотя, после неоценимой помощи этого самого животного, носящего гордое имя «Пешка», надо признать, моё отношение к козлам существенно изменилось.