Джеймс Роллинс - Невинные

— Как вы планируете лечить отрока в Риме? — перебил его Рун.

— У нас есть врачи. У нас есть священники. Но даже не будь у нас их, самое важное — благословить книгу в храме Святого Петра.

— Почему вы преисполнены уверенности, будто в Риме книга явит свои секреты? — насупился Рун, не удовлетворившись ответом.

— Потому что должна, — кардинал коснулся наперсного креста. — Или все воистину пошло прахом.

Рун перевел взгляд с Эрин на Батори.

— Бернард, вы возлагаете на возвращение в храм Святого Петра слишком много надежд.

— Но ведь именно там Кровавое Евангелие было распечатлено и возвращено миру.

— Но книга была доставлена туда по слову и Эрин, и Батории Дарабонт. Однако же теперь мы стоим здесь — снова с Эрин и другой представительницей династии Батори, и обе твердят вам, что отрока надо доставить в Сиву. Хоть нам и неведомо наверняка, кто именно из них Женщина Знания, в данном случае это роли не играет. Они обе повелевают доставить отрока в Египет.

— И не только мы, — подхватила Эрин, указывая на Ареллу. — Еще одна женщина тоже. Ангел, по вашим же словам, признавшая вас в прошлом недостойным.

Ее слова заставили Бернарда отшатнуться, но они будто лишь подлили масла в пламень его гнева.

— Рим всего в часе пути, — упирался он. — Мы отправимся в храм Святого Петра и предоставим отроку всяческий уход, в котором он нуждается. Если я заблуждаюсь, там его подготовят к путешествию в Сиву.

— К тому времени может быть слишком поздно, — Эрин взмахом указала на затянутое пеленой солнце.

Христиан направился прочь, бросив взгляд на те же небеса.

— Куда бы вы ни решили лететь, пойду разогрею стрекозку. Скажете, куда лететь.

— Христиан прав, — заявил Джордан, видя, что пепел валит все гуще. — Этот мерзкий воздух может принять решение за нас. Если пепла станет слишком много, уже никто никуда не полетит.

Признав его правоту, все потянулись за Христианом. Рун нес Ареллу, а Батори не пожелала выпустить мальчика из рук. Считаные секунды спустя двигатель вертолета хрипло закашлялся, давясь пеплом, после чего громко взревел, набирая обороты. Эрин прищурилась, защищая глаза от песка и пепла, взбитых в воздух винтами.

Говорить стало невозможно.

Добравшись до вертолета, все принялись карабкаться внутрь. Батори передала Томми Эрин, а Бернард помог Руну уложить Ареллу поперек сидений. Едва дав им время усесться, Христиан вывел надрывающийся двигатель на полную мощность, поднял машину над пляжем и повернул в сторону свинцовых вод, прочь от круговерти огня и дыма.

— Куда? — крикнул он назад.

— В Рим! — гаркнул Бернард, свирепо, с вызовом озирая салон.

Батори бросила на Эрин взгляд, сверкнувший коварством. Та отпрянула, опасаясь худшего. Но мишенью графини была не она. Неуловимо стремительным движением Батори повернулась к соседу, обхватив его рукой за талию, и стремглав бросилась к открытой двери рядом с ним. Ни Батори, ни Бернард пристегнуться не успели, так что оба кувырком вывалились наружу, все еще цепляясь друг за друга.

Эрин подалась вперед, насколько позволили привязные ремни, и в этот момент Христиан накренил вертолет, а дверь с грохотом распахивалась и захлопывалась на ветру. Эрин увидела внизу два всплеска, после чего оба вынырнули, отплевываясь и продолжая драку.

Потянувшись вперед, Джордан удержал дверь и закрыл ее на защелку.

— Пожалуй, это решает дело, — резюмировал он с усмешкой, явно одобряя дерзкую эскападу Батори, покончившую с патовой ситуацией.

Все трое переглянулись.

Христиан оглянулся на них с сияющим в зеленых глазах вопросом.

Склонившись вперед, Эрин притронулась к плечу молодого сангвиниста.

— Сива, — твердо заявила она.

Христиан бросил взгляд на Руна, потом на Джордана, кивками выразивших согласие. Повернулся обратно и пожал плечами.

— Да кто я такой, чтобы спорить с трио предвозвещенных?

Глава 47

20 декабря, 08 часов 38 минут

по центральноевропейскому времени

Кумы, Италия

Иуда бдел в расщелине у вершины скалы, прячась в глубокой тени от острых чувств сангвинистов, находящихся внизу на пляже. Зловоние серы и рокот земли тоже маскировали его. Врата ада грозили вот-вот отверзнуться. Он едва-едва успел выбраться из нижних тоннелей, прежде чем своды вокруг дымной пещеры рухнули, затворив ее крепко-накрепко. Теперь даже сангвинистам не добраться до этих врат ко времени.

Теперь никто и ничто не остановит неминуемое.

И все же считаные минуты назад он видел, как вертолет взбирается в густой пелене дыма вверх и исчезает, унося мальчишку и Ареллу.

Его сердце защемило при виде ее бедственного положения, от осознания, какому грандиозному риску она себя подвергла, чтобы спасти отрока. Представил ее истерзанное тело, ее побелевшие волосы. И все же даже с такого расстояния узнавал красоту простершейся на песке женщины.

Любовь моя…

Теперь он со своего места на скале увидел, как кардинал и графиня бредут на берег среди свинцовых волн в льнущей к телу мокрой одежде. Взгляды обоих были устремлены к небу, где скрылся вертолет.

Но куда отправились остальные?

Иуда видел, как Бернард и Элисабета рухнули с летательного аппарата, явно выброшенные, как ненужный багаж.

— Ты обрекла всех нас на погибель! — донесся до его слуха вопль Бернарда.

В ответ Батори просто принялась отряхивать песок со своей мокрой одежды.

— Мы отправимся за ними! — стоял на своем кардинал. — Ты ничего не переменила!

Она же, стащив ботинок, вытряхнула оттуда песок.

— Способен ли ты признать возможность, что заблуждался, поп?

— Я не позволю тебе судить меня.

— Почему же нет? Ты сотворил меня, равно же и Руна. Твои манипуляции с прорицаниями в прошлом свели нас с Руном.

От слов Батори Бернард напыжился, будто аршин проглотил, и гневно зашагал прочь, созывая остальных сангвинистов и ретируясь с пляжа, снова заковав графиню в кандалы.

Выждав добрую четверть часа, Иуда начал спуск по отвесной скале обратно на пляж со вполне конкретной целью на уме. Он видел, как Арелла пишет что-то на песке, видел, как потрясло это доктора Грейнджер и остальных. Теперь он направился прямо к тому месту, где Арелла лежала так недвижно. Заметил вмятину на песке, где покоилась ее голова.

Опустившись на колени, провел кончиками пальцев по этому углублению.

Тревога за нее выворачивала ему душу.