Башня. Новый Ковчег 5 - Евгения Букреева
— Хорош трындеть, — негромкий, но твёрдый голос старого рабочего заставил острившего замолчать.
Данилыч отложил в сторону ветошь, аккуратно, не торопясь — такие как Данилыч всё делают, не торопясь, — подошёл и встал рядом с Кириллом.
— Чего вы на парня напустились? Ну переусердствовал малёхо. Он как лучше хотел. Ты, Иван, — Данилыч обратился к отцу. — Сам торопишь. Быстрей, быстрей. А мы и понимаем, что быстрей надо, не дураки. А мальчишка… он же ради тебя старался.
— Старался он, — буркнул отец.
— Старался, — уверенно подтвердил Данилыч. — Ему немножко помочь надо. А не подзатыльники отвешивать.
— Вот ты, Данилыч, и помоги! — крикнул кто-то из рабочих. — А нас тут в няньки не нанимали.
— И помогу, — неторопливо сказал Данилыч. Поправил рукой густые седые волосы. — Из этого парня ещё будет толк. Пошли, Кирилл.
Кирилл затоптался на месте, не зная, что ему делать.
— Иди, — толкнул его отец и вопросительно посмотрел на Савельева.
— А! — Павел Григорьевич выругался. — Под твою персональную ответственность, Иван. Если ещё хоть раз что-то подобное, не обессудь. Я твоего парня запру в подсобке вплоть до окончания работ. На цепь посажу. На хлеб и воду. С Литвиновым вместе. На пару. Этот кретин у меня тоже попляшет. Оставь его, оставь, он тебе ещё пользу принесёт. Принёс уже, спасибо. А-а-а… — он махнул рукой, отвернулся от Кира, потеряв к нему интерес. — В общем, сейчас сменщики прибудут, у вас три часа на переборку коллектора. Справитесь?
— Если сменщики будут, справимся за три, — уверенно ответил отец.
— Хорошо, — Павел Григорьевич развернулся и зашагал прочь.
— Что застыли? — отец обвёл взглядом каждого в своей бригаде, каждого, кроме Кира, его он нарочно проигнорировал. — Сейчас пришлют сменщиков на подмогу, не расслабляемся, работаем!
— Не расстраивайся, — ровный голос Данилыча звучал над самым ухом. — На первых порах все ошибаются. Я вот, когда пацаном был, тоже лажал. Правда, не с такими последствиями, конечно. В нашем положении лучше бы обойтись без косяков. Ну, ничего, вытянем. Не торопись, Кирилл, смотри, как надо…
Кир молчал, послушно повторял всё за Данилычем, полностью сосредоточившись на операциях, но обида всё равно мешала — переполняла его. Обида и стыд.
Ведь он как лучше хотел. Старался. Ради отца и старался, тут Данилыч всё верно угадал, как в душу заглянул. Только никому его старание на хрен не сдалось, потому что, сколько усилий не прилагай, всё через одно место получается — Савельев, когда трехэтажным крыл, тоже это место неоднократно упоминал, в основном в качестве точки, откуда у Кира руки растут. Только он не прав. У Кира откуда надо всё растет, просто над ним словно проклятие какое висит, злой рок, который постоянно заставляет влипать в идиотские ситуации. И получается, за что Кир ни возьмётся — всё испортит. Причём хорошо так испортит, с максимальным эффектом. Чтобы все увидели и поняли — какой Кир никчемный дурак. И прежде всего, конечно же, Савельев.
А у Павла Григорьевича и так к Киру особая «любовь» — он вчера так «обрадовался», когда его в столовой увидел, что даже поднос уронил. А потом ещё и наорал ни за что, ни про что, как будто Кир по своей инициативе оказался на этой чёртовой станции и попался ему на глаза единственно с целью его позлить. И если бы не Литвинов, который почему-то за него заступился, Савельев ещё вчера запер бы его в каком-нибудь чулане и цепью привинтил для верности, с него станется. К счастью, Борис Андреевич Кира отбил, но судя по всему это было в последний раз, потому что и двух часов не прошло, как Кир опять умудрился подставиться — натолкнулся на Литвинова в коридоре, который выскочил прямо на Кира в чём мать родила. И хоть бы смутился, так нет. Это Киру пришлось краснеть, а Литвинов его ещё и «утешил», посоветовал насмешливо: «рот закрой, мужиков что ли голых никогда не видел?»
— Не жми, не жми так, Кирилл, — задумавшись, Кир чуть больше, чем следует, надавил на устанавливаемую втулку, и Данилыч осадил его, попридержал руку. — Плавно её засаживай, плавно. Вот так.
— Как с бабой, Кирюха, — посоветовал бригадный остряк. Он трудился рядом.
Кир опять покраснел. Сговорились они все тут, что ли? Или у них от заточения крыша поехала. У Литвинова вон точно. Вчерашняя некрасивая сцена опять встала перед глазами.
И чего, спрашивается, его туда понесло? А всё Гоша со своим щенячьим восторгом — потащил его после ужина осматривать административный этаж, хотя единственное, что Киру хотелось — это в койку и спать. Увы, от Гоши оказалось не так легко отделаться, но по счастью, в одном из маленьких коридорчиков, которые словно веточки от ствола дерева отходили от главного коридора, мелькнула девичья фигурка. Гоша зарделся, как маков цвет, и виновато забормотал, что ему кое-куда надо, совсем на чуть-чуть. Надо было быть дураком, чтобы не понять, что девчонка, которая скрылась за одной из дверей, Гошина подружка, как там её, Катя что ли, а Кир дураком не был. Похлопал ободряюще Гошу по плечу, заверил, что доберётся до их комнаты сам, и, оставив приятеля одного, отправился спать. И ожидаемо заплутал. Да так «удачно», что столкнулся с Литвиновым в самый пикантный момент.
Какого чёрта Литвинов в голом виде бегал по коридорам, Кир особо не задумывался. Мелькнула догадка, что тут замешана какая-то баба — ему показалось, что он слышал звук удаляющихся шагов, явно женских, потому что каблучки звонко цокали по полу. Но думать о том, что за баба сбежала от Литвинова, и зачем тот голый её помчался догонять, Киру не хотелось. Мало у него своих проблем, что ли. Только отметил про себя, что эти два старпёра, что Литвинов, что Савельев, совсем сдурели. Им уже внуков пора нянчить, а они всё романы крутят. Один вон с Анной Константиновной, теперь и второй. И кто после этого, спрашивается, идиот и придурок?
Хотя вопрос был, конечно, риторический. Идиот и придурок во всей Башне один — он, Кир. Косорукий бездарь, который всем приносит сплошные расстройства и неприятности. Может, зря его не посадили в чулан на цепь? А что? Самое место. Там он хоть вреда никому не причинит.
От этих мыслей стало совсем плохо. Он никак