Бай Айран - Всадники Ветра
Наверно, прикосновение крыла бабочки с этим ощущением было сравнимо с твердым подзатыльником — так зыбка связь между мной и Хлыстом. Но упорство и желание увидеть гордость на лице Наставника тащили вперед, так что я пробиралась по этой тонкой нити к цепи. Серебряные звенья опасно натянулись, издав протяжный звук, они ощущали приближение моей магии. Наблюдая за ней, я наступала со своими силами на ее решимость, как сделала это когда-то в прошлой жизни на поляне. Все сейчас превратилось в единую точку, в которой существовали только я и цепь, а время лишь подобием чего-то человеческого мерцало на задворках нашего объединенного понимания.
Нет, это не было похоже на то единение, что возникло между моими волками и мной, как я предполагала, слушая слова Наставника. Роуп прав, это нечто большее, чем единое целое. Это чувство не поддается описанию в словесной форме, я не сумела бы даже себе объяснить, как и что произошло, но внезапно мир вокруг изменился. Не так, как это произошло из-за Алди и Нилли, но все-таки изменился. Странная и пугающая власть появилась в моих руках, и Хлыст безраздельно был готов ей подчиняться. Сложная сеть образов связывала магию Динео с душами в звеньях цепи, и окутывала их легко, но прочно, как смертоносная паучья паутина. Отсюда нельзя выудить информацию, можно принять сам факт тонкой, но надежной связи между Хлыстом и мной.
— Ты оправдала надежды Первого Света, — гордо произнес Роуп, прикосновением горячих пальцев выводя меня из дрейфующей в комнате магии. — Я быстро справился с этой задачей в свое время, но я знал, что должен это сделать с детства. — Его рука странно коснулась груди, а потом лба, словно он связывал свою судьбу из сердца с мыслями из головы.
Слов не нашлось для ответа, и Наставник это прекрасно понял, поднялся на ноги и, напевая себе под нос веселую песенку, принялся за ужин. Запах жарящегося мяса побудил внутри дикий волчий голод, а Роуп все колдовал над хлебом, который принес из дома Рейзар. Тут же нашелся круглый сыр и наполовину красные яблоки. Паренек пригласил меня сесть, а сам отрезал куски мяса от поросенка, жир капал на угли, распространяя характерный запах по дому. Ловко нарезав сыр, Роуп уселся за стол, почти тут же впиваясь зубами в сочный жирный кусок мяса. Я давно привыкла к простой пище, так что быстро последовала его примеру. Но привкус разных трав, что давал мне на пробу Наставник за сегодняшний урок, перебивал вкус свинины и не давал в полной мере насладиться ужином.
— Спасибо, Роуп, за ужин, — саркастически заметила я, откладывая в сторону безвкусный жареный кусок.
Парнишка удивленно оторвался от еды.
— Эти травы не дают мне чувствовать вкус, — пожаловалась я, с завистью глядя на здоровый аппетит своего Наставника.
— Прости, — только и сказал он, принимаясь за горячую свинину, словно в моей жалобе не нашлось ничего стоящего его драгоценного внимания.
Я разглядывала свои руки, пораженно отмечая мелкие царапины, которые оставляла цепь, они раньше оставались мною незамеченными, так что этот факт удивил. Постукивая пальцами по столешнице, все ждала, пока Роуп закончит трапезу и расскажет мне очередную историю из жизни людей Динео. Любовь к этим балладам или просто рассказам возникла сразу, как только мой друг решился поведать мне их. Даже охота не манила в лес, любопытство жаждало услышать о приключениях очередного героя. Он часто говорил туманно, напоминая песню Онливана в караване у костра, все также рассказывая о таинственных существах, которые летают над нами. Я все пыталась найти связь между Динео и этими сказками, но ничего не получалось, поэтому я просто довольствовалась неполными словами Наставника.
Когда он убрал посуду, уселся на свою кровать и впился зубами в сочное яблоко, я выжидательно посмотрела на него. Роуп задумчиво окинул меня взглядом, а потом, к счастью, широко улыбнулся и похлопал рукой в изножье кровати. Я быстро устроилась в ногах у Наставника, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Наверное, то, что больше всего нравилось в этой деревне, так это необязательность соблюдения всех манер и аристократических правил.
— Я расскажу тебе предание об Ином, который влюбился в человека. — Лицо Роупа как-то сразу осунулось и помрачнело. — Нас все время предупреждают этой историей, поэтому и запрещают испытывать подобные чувства к Иным. Романтические. Ведь мы и так их любим, как братьев, — загадочно улыбнулся в отсветах догорающей свечи Роуп. — Иной был Золотом, которое правдой искрилось в драгоценных лучах солнца. Он узнал Авлонгу Третьей Семьи, — я сморщила лоб, пытаясь вспомнить эти названия. Ах да, третья деревня! — То была прекрасная девушка, тоже дитя солнца, как и он. Рыжие волосы сияли днем и освещали дороги ночью, россыпь веснушек печатью неба хранилась на ее лице, а зелень огромных глаз не вяла с приходом осени. Медовыми переливами звенел ее почти детский голос, да и по возрасту девушка оказалась намного младше Иного. Намного. Но он был очарован природной красотой Светлистой, он позабыл наставления предков, и вручил свое золотое сердце в руки неумелой красавицы. Но она человек, это знал Иной, на это решил закрыть глаза и поплатился. Нельзя нарушать законы, что нерушимой стеной стоят среди нас с Древних Времен. Золото посчитал это давнишними сказками чудаковатых стариков из прошлого нашего мира, наплевал, ну, а потом было поздно что-то исправлять. Светлистая умерла, как только признала любовь Иного к себе, как и свою к нему. Это больше, чем извращение. Все равно, что человек бы решил завести семью с собакой, — с оттенком отвращения процедил Роуп. — Они нарушили закон. Закон! — голос его сорвался. — Золото и Светлистая были наказаны. Он — одиночеством, она — смертью. Говорят, этот Иной жив до сих пор, но он никогда не сумеет завести пару с себе подобной. На его голову пало древнее проклятье, от которого нас и уберегали предки. Но, по крайней мере, Иной жив, а девушка умерла. В позоре, с язвам по всему юному и хрупкому телу, лицу, по всей коже. Вместе с ней умерла и их любовь, ставшая страшным уроком для всех.
— Как ужасно, — только и сумела ответить я, крепче охватив себя за колени. — Но почему Авлонга была такой… юной?
— О, очень просто, она недавно стала заведовать народом Динео, вот и все…
— Но…
— Нет, Эверин, это все, — отрезал мой друг, стягивая через голову льняную рубаху, впитавшую запах его тела. Чуткое обоняние волка иногда вредило моей сосредоточенности, улавливая каждый нюанс.
— Мне так надоели эти загадки, — фыркнула я, поднимаясь с кровати. Алди успокаивающе прижался к моим ногам, мешая дойти до двери, потрепав его между ушами, я обеспокоенно потянулась до Нилли, но волчица рыскала где-то по влажным зарослям, полная охотничьего азарта. Она отмахнулась от Динео, как от надоедливой мухи, я недовольно поджала губы и забралась под одеяло.
— А у тебя нет секретов от меня? — вдруг спросил Роуп, глядя в неосвещенный потолок. Блики молний плясали за окном, неожиданный громовой раскат потряс меня до глубины души.
Ком встал в горле. Я не могла вот так признаться своему другу, что являюсь принцессой, пусть и врать ему было бы уже абсурдом.
— Важных секретов нет, Роуп, но ведь у всех нас есть свои тайны, — слишком туманно и прерывисто ответила я, надеясь на то, что любопытство Наставника будет удовлетворено.
Но он не ответил и все молчал, блуждая по собственным мыслям, я лишь пожала плечами и попыталась погрузиться в сон, ощущая, как распространяется слабая пульсация от скулы, ожог давал о себе знать, хоть и Рейзар сделала все возможное. Печально вздохнув, я уснула в мечтах о своем принце, а сердце Роупа с каждой секундой отмеривало более быстрый такт, волнение охватывало молодое тело. Но в моем сне царствовал Ленс, увлекая в глубину серебристых прекрасных глаз. Но что в нем так сильно изменилось? Острые черты, странные слова и… и…
Странный сон преследовал меня все утро, пока я тщетно пыталась сосредоточиться на своей цепи. Хлыст описывал резкие дуги, сверкал в полумраке влажного воздуха, разбивая капли, которые брызгами летели в мое лицо. Струи дождя не способствовали хорошему настроению.
— Наверное, Дарк расстроил Лайта, вот он и плачет, — протянул Роуп, вполне комфортно ощущая себя под дождем.
Сегодня он решил, что мне нужно больше пространства для занятий, и мы спустились еще ниже от деревни, пересекли ручеек, вчера казавшийся таким приятным и прохладным. Уже через несколько шагов я промокла насквозь и морщилась от влаги, что пробралась под воротник. Сапоги неприятно чавкали по грязи, глаза кое-как могли различать что-либо в дождливой мгле, если бы не Алди я вряд ли вообще сумела ориентироваться на улице. Густая завеса мешала даже дышать, а, может, и думать, но в моей голове уж точно не было ни одной мысли. Я только размышляла, куда же уходит вода, которая льется с неба? Она наверняка стекала в низину, но потоп пока что не выгонял нас из своих домов, хотя по количеству воды, что низверг Лайт, этого следовало ожидать. Я решила, что внизу есть какие-то пещеры или река, где и скапливаются дождевые капли. Все равно от этого легче не становилось. Мокрые волосы липли к лицу, неприятно щекоча кожу, но охлаждая припухший шрам. Ночью я слишком беспокойно спала, так вертелась на своей перине, что содрала кожу, и теперь скула саднила и постоянно увлажнялась от сукровицы. Ну, это в сухом доме, а теперь мне казалось, что я сама состою из воды, но вот Наставнику было вполне комфортно. Он остановился посреди довольно большой поляны и кивком головы приказал мне начать заниматься.
