Ольга Онойко - Море Имен

— Здесь оставим лагерь, — сказал отец, не взглянув на него. — Жён, скот и казну. Передовые наши отряды выгнали отсюда заставы московитов. Их полки уже строятся.

— Они перешли реку? — зачем-то спросил Алей.

— Само собой, — ответил хан. — Надо сказать, товарищ Воронов меня не разочаровал. Он перевешал моих соглядатаев. Урусутов до последнего не могли подсчитать, но сейчас ясно, что их заметно больше, чем требует того историческая достоверность.

Алей не удержался и сплюнул.

— Не дерзи, — сказал хан. — В первый вал я тебя не пущу, а дальше — посмотрим.

Алей подошёл и сел рядом с отцом. Он молчал: не мог подобрать слов. Гневные вопросы раздирали его, и непонимание, близкое к отчаянию, и неверие — слишком сильные и противоречивые чувства.

— Папа, — наконец, сказал он, — я не буду в этом участвовать. Я не могу тебя остановить, но я…

— Ты уже в этом участвуешь. И не потому, что командуешь туменом.

Алей втянул воздух сквозь зубы.

— Я программист.

— А я инженер.

— Я не годен к строевой.

— А по-моему, годен.

— Папа, я русский.

— Да я тоже русский, — сказал хан и указал рукоятью плети на запад, где за непроницаемой пеленой тумана собирались на битву полки Ледяного Князя. — Объяснишь это им?

Алей не ответил.

— Зачем ты всё это затеял? — убито спросил он после паузы. — Ну пускай тебе что-то нужно. Зачем так развлекаться? Зачем людей убивать?

— Историческая необходимость, — сказал Ясень, и по голосу его нельзя было понять, серьёзен он или по обыкновению извращённо шутит. — А по правде-то я самый гуманный и цивилизованный человек. Если есть возможность убить одной стрелой двух куропаток, с чего бы её упускать?

— Двух? Я не понимаю. Ты хочешь уничтожить Летена, но как это поможет тебе попасть к Морю Имён?

Ясень впервые взглянул на сына: коротко, насмешливо блеснули узкие чёрные глаза.

— Во дурака родил, — удручённо сказал он. — Ты о чём все эти дни думал? С гаремом баловался? Ну да, когда тебе ещё целый гарем выдадут, пущай и немытый. А ещё меня попрекаешь развлечениями. К Морю Имён, Алик, поведёшь меня ты.

— То есть как?

— Так же, как водил Воронова за мной, — сказал Ясень и подпёр рукой подбородок. — У тебя неплохо получалось. Видишь ли, я могу выйти к Реке, но не дальше. Чтобы добраться до устья Реки, нужен лоцман. Я пробовал добраться на Нефритовой Электричке, но не смог. Очень страшно. Особенно когда просыпаются проводницы.

— Папа, — оторопело выговорил Алей, — ты о чём вообще?!

— О дакини, — как ни в чём не бывало пояснил Ясень. — Проводницы Нефритового Экспресса — дакини.

Алей отвёл взгляд.

Он толком не понимал, чьё это знание — Улаана ли, сведущего в мифологии буддизма, или его собственное, он и об этом тоже где-то читал… Дакини, буддийские богини-демоницы, невыносимо страшные обликом танцовщицы Пустоты, пожирательницы плоти. Они являются к ступившему на путь Просветления, чтобы помочь избавиться от иллюзий и от привязанности к сансаре, прекрасной сансаре, полной дождя и тумана, огня и железа, душистых цветов и сладкого женского смеха…

Проводницы Нефритового Экспресса.

— Там спальный вагон только один, — сказал Ясень. — Но когда они просыпаются, это становится неважно… Серебряные рельсы, яшмовые шпалы. В конце пути они идут прямо по пляжу Последнего моря. Как в Феодосии. Но я пришёл к выводу, что проще найти лоцмана и проплыть по Реке.

Алей кривовато ухмыльнулся.

— Дакини не выдают белья?

— И чая не приносят, — подтвердил Ясень. — Кстати, к вопросу избавления от иллюзий. Алик, ты должен был по крайней мере понять, что это всё ненастоящее.

Он широким жестом обвёл степь от горизонта до горизонта. Всё попало под этот простой и немыслимый приговор — небо, земля, трава, закутанная в туман река, тысячи людей и коней. Ясень стал серьёзен и спокоен, и озноб пробрал Алея до костей. Смутно вспоминались былые странные подозрения и неуместные догадки. Они подталкивали бы к выводу, наводили бы на мысли, если бы…

Нет.

Невозможно в принципе.

— Ненастоящее — в смысле майя-иллюзия? — на всякий случай уточнил Алей.

— Ненастоящее в прямом смысле. Настоящего кровопролития таких масштабов я бы, пожалуй, не осилил. Говорю же — я самый гуманный цивилизованный человек.

— Папа, — безнадёжно начал Алей, — но люди — живые…

— Хватит, — оборвал его Ясень. — Должен же хоть кто-то говорить с тобой не загадками, пусть это буду я. Ты в курсе, что вода Реки Имён по сути является информацией — символами, понятиями et cetera. Вода Моря Имён — тоже. И сами Река и Море суть символы. У символов есть воплощения. Поскольку Река и Море — обобщения высочайшего порядка, то их воплощения могут быть как реальными, как и мифологическими. Шаманская река Энгдекит, текущая из Верхнего в Нижний мир. Небесный и подземный Нил. Реальные Нил, Ганг, Хуанхэ, Волга. Само время, кстати, тоже проявление Реки Имён. У неё так много проявлений потому, что она ближе к вещному миру и к человеческому сознанию. Попасть к ней сравнительно легко. Море Имён неизмеримо дальше. Эта сущность — надчеловеческая. Нечеловеческая. Разные философские понятия вроде вечности и бытия — только её частичные проявления. Если при определённой подготовке можно поплыть по Нилу и доплыть до Небесного Нила, то попасть к Морю практически нереально. Единственное условно-доступное его воплощение — это Последнее море монголов. Римское Mare nostrum не годится. Я проверял.

Алей слушал молча. Что-то он понимал, что-то — нет, но недостающие детали одна за одной встраивались в систему.

Ясень замолчал и внимательно посмотрел на сына.

Алей глядел мимо отца — вдаль, в туман, туда, где голубовато-белая дымка незаметно переходила в облака. Странная иллюзия преследовала его: казалось, что земля под ногами греется и гудит. Там, внизу, мчались, медленно пробивая себе путь к поверхности, огненные и железные адские реки…

— Дойдя до Последнего моря, — сказал Алей, слыша себя будто со стороны, — ты попытаешься уплыть по нему в Море Имён?

— Не совсем так, — сказал Ясень. — Во-первых, я не попытаюсь, я уплыву. А во-вторых, ты поведёшь меня.

— А если я откажусь?

— С чего бы? — вдруг улыбнулся Ясень. — Можем Иньку с собой взять.

— Иньку мама ждёт. И друзья.

Ясень фыркнул.

— Ты о времени беспокоишься? Не беспокойся. Время здесь отдельное, можно подвинуть. Ну-ну-ну, Алик. Зря я тебя, что ли, тренировал?

— Так ты меня тренировал, — медленно проговорил Алей.

— А ты не догадался, что ли?

— Догадался, — соврал Алей и помрачнел, хотя более мрачным, казалось, стать было нельзя.