Пэт Ходжилл - Затмение луны

– Шестьдесят против одного, все могло быть и хуже, – сухо сказал заместитель.

– Да, наверное, – вздохнул Торисен. Здесь он сделал все, что мог, и теперь отправился на нижний луг – искать пропавших.

Мертвые и раненые лежали тут вповалку – там, где по ним прокатилась первая лавина Роя. Группы поиска бродили среди них, узнавая, отбирая, распределяя. Торисен увидел Золу. На расстоянии казалось, что она не изменилась, но когда лорд приблизился, а она повернулась, он резко остановился, увидев это серое лицо и безжизненные глаза.

– Я… пугаю тебя, лорд? – Ее голос стал тусклым, хриплым шепотом.

– Да. Я не знал, что мерлоги могут говорить.

– Большинству из нас… просто нечего… сказать. К тому же… твой отец… говорил с тобой в Белых Холмах.

Торисен быстро оглянулся, но на расстоянии слышимости никого не было.

– Откуда ты узнала?

– Я выяснила… что мертвые знают все… что касается мертвых. А то, что интересует… живых, мы забываем… капля за каплей.

Он подошел поближе, борясь с собой, но подталкиваемый любопытством:

– На что это похоже, быть мертвым?

– Я… точно еще не знаю. Это как… новый язык, услышанный впервые. Нужно… некоторое время… чтобы выучить слова, а они могут… не иметь аналогов… в речи живых. По крайней мере, впервые за сорок лет… у меня не болит нога.

– Зола, мне очень жаль, что все так случилось. Может быть, Киндри сможет помочь. Ардет говорил, что он могущественный лекарь.

– Пусть он даже… умеет воскрешать мертвецов. Нет, Верховный Лорд. И не надо… жалеть. Смотри.

Он заметил разрезы на ее куртке, но не придал им значения, так как крови вокруг не было. Теперь же он осознал, что это действительно раны, и некоторые очень глубокие. Ну конечно: у мертвых не течет кровь.

– Я заработала их… защищая спину Харна. Он всегда забывал… об этом во время приступов… и я шла за ним. Любая за них… убила бы меня, если бы я уже не была мертва. У меня… теперь есть время…

– Но не бесконечность, – резко прервал ее Торисен. – Я вырос в Гиблых Землях, Зола. Я видел, как меняются мерлоги. Ты уже принадлежишь теням. Рано или поздно они поглотят тебя.

– Да… но до того… какие песни я могу спеть! Торисен передернулся:

– Сомневаюсь, что живые вынесут их. Но я не совсем еще спятил и не стану спорить с певицей. Что я еще могу сделать для тебя, Зола? Я в долгу у тебя за жизнь Харна.

– Тогда дай мне… девочку. Ее брат… сейчас в Войске. Она должна увидеть его… а потом отправиться… на костер. Эта полужизнь… не для таких юных… таких беззащитных.

– Знаю. Я был эгоистичен. Н-но, кажется, она нужна мне.

– Была. Теперь нет. А знаешь ли ты, – как-то неуместно спросила она, – что тебя одновременно видели… скачущим на белой лошади… и пешим с мечом?

– Я слышал. И не знаю, что с этим делать.

– И я… но что-то уже свершилось… поэтому ребенок тебе больше не нужен. Отпусти ее.

Торисен все еще медлил и удивлялся почему. Что он на самом деле так не хочет бросать – кучку костей и тень девочки-кендара, которую он никогда не знал, или же, каким-то спутанным путем, призрак собственной сестры, ребенка, каким она была, когда он стоял и смотрел, как их сумасшедший отец гонит ее в Гиблые Земли? Он позволил ей уйти, и с тех пор его гложет вина, и он не хочет терять ее снова. Но, черт возьми, это не Джейм. Это просто какое-то странное дитя, у нее своя дорога, а он, как эгоист, так долго отрывал ее от нужного пути.

– Да, да, конечно, – нетерпеливо сказал он, сердясь на собственную слабость. – Пусть идет.

– Хорошо. – Стеклянные глаза мертвой всмотрелись в него с обманчивой безучастностью. – Верховный Лорд, может, от меня это… и смешно слышать… но ты выглядишь ужасно.

Он действительно прыснул.

– Не ты первая это замечаешь. Но я крепче, чем кажусь, – семейная черта. И не говори, что мне надо отдохнуть. Думаю, я вижу, чем могу помочь здесь. Кроме того, – заключил он угнетенно, – это моя битва.

Солнце стояло уже высоко над обрывистым восточным берегом. Предстоял горячий денек. Волны жары окатывали выступ утеса. Торисен отгонял мух от лица раненой-кендара. Она была без сознания, – к лучшему, учитывая жестокость ее ран, – но, насколько он мог судить, она также была на грани двара, а значит, близка к исцелению.

– Еще одну в палатку хирурга, – сказал он сопровождавшим его носильщикам, и они унесли ее.

Торисен тяжело поднялся. Несмотря на предсказание Харна, он еще ни разу не свалился; наоборот, в голове стало как-то все ясно и пусто, и ему это нравилось. Восприятие притупилось, страдания вокруг стало легче переносить. Его затопляла боль, особенно собственных смертельно раненных кендаров. Возможно, их общие муки и привели его сюда из лагеря, словно какая-то часть его лежала, умирая, на поле. Торисен потряс головой. Оставим такие фантазии шанирам. Он не спрашивал себя, откуда он знает, что все привязанные к нему лично люди уже найдены.

Неподалеку кто-то стонал от боли. Не похоже на кенцира. И действительно, в лощине Торисен отыскал скрюченного, держащегося за живот каркинорца. Половина его внутренностей уже вывалилась на траву. Кто-то в полевой куртке из буйволовой кожи – обычных доспехах Каркинора – нагнулся над ним. Торисен изумился, узнав Одалиана. Принц увидел приближающегося Торисена и покачал головой. Он вытащил нож. Солдат закричал. Он боролся с обоими с силой, рожденной ужасом, пока Торисен не ухватил его за руки, а Одалиан уколол в сердце.

– Грязная работа, – сказал Торисен, когда они отошли.

– А чего ты ожидал? – В ответе звучала сдержанная жестокость. – У них нет двара, их не обучали технике Сенеты для контроля боли и даже практичному отношению к смерти. Они как дети, проснувшиеся на скотобойне.

Торисен бросил на принца еще один удивленный взгляд. Казалось, в том говорит опыт прожитых лет, вступая в противоречие с юной внешностью.

– Звучит так, словно ты не относишь себя к их числу. Ты, скорее, ведешь себя как высокорожденный кенцир.

Теперь пришло время поразиться Одалиану.

– Как так?

– Ну, ты здесь, в простой одежде, без свиты, помогаешь отбирать раненых…

– Совсем как ты.

– Да, полагаю. – Лорд огляделся и содрогнулся. – Столько смерти. Раньше, когда я возглавлял Южное Войско и ко мне еще никто не был привязан, мне не было так плохо. Это моя первая большая битва в качестве Верховного Лорда. А твоя?

– И моя первая – как принца. – Да, чужое лицо действительно не было изборождено опытом, но серебристо-серые глаза казались старыми и больными. – Я не знал, что они будут так страдать, но ведь на войне так и бывает, верно? – Внезапно наивность вернулась к Одалиану, отразившись в голосе и глазах. – Если честно, я пришел сюда поискать тебя. Ты уже подумал о статусе союзника для Каркинора?