Николай Ярославцев - Вождь из сумерек-2.

Молча вгрызлись в латный строй, зарываясь в него все глубже и глубже. В пролом ринулись стая.

И… Стас исчез снова.

Толян перевел дыхание и краем глаза заметил бездыханное волчье тело.

-Зубы против железа не тянут, братан. Но это славная охота. – Прошептал он, встречая мечом удар. – Отцепись, худая жизнь. Тебе будет, что рассказать родичам.

Полоснул мечом. Зло! Вкладывая в удар всю силу. Взгляд наткнулся на тяжело сопящего гнома.

-А ты откуда, Ровин?

-Оттуда! – Прохрипел гном, отбиваясь топором от мечей.

Поднажал, догнал клин и пристроился сзади.

-Где шлялся? – зыркнул Войтик.

-Дела были….

Еще натиск.

Здесь их ждали. Встречали длинным рядом опущенных копий.

И Стас пропал еще раз. Посыпались наконечники обрубленных копий. Из-за спины эльфа колобком выкатился гном, кувыркнулся под бесполезные уже обрубки и полоснул топором по коленям от плеча и до плеча. И снова в пролом первыми ворвались волки. Повисло на копье волчье тело. Устрашающе завыл старик Лобастый. Гном топором упрямо ломал строй, сомкнувшийся уже за их спиной.

-Ждали, ублюдки! – Прохрипел Толян. Задыхаясь от напряжения и страха, что отстанут от вождя, ломились вперед, не обращая внимания на сыплющиеся удары.

-Хорошо бы Хруст догадался ударить. – Проревел Войтик.

-Уши мыть надо!

За спиной у них во всю кипел бой.

Стас вырос перед ними.

-Домой! Кругом…

-Да, ладно тебе, командир. – Спокойно остановил его эльф. – Сейчас проще вперед.

-Не выберетесь.

В несколько ударов смел с дороги мечников.

Путь открыт. Колышется и мерцает среди пожарища слабое пятно.

-Ну, ребятки, кто не спрятался, я не виноват. – Чуть слышно прошептал он и, выставив вперед, гневно сверкающие, мечи ласточкой нырнул  в  мутное облачко. Пока отталкивали друг друга, за Стасом метнулся Лобастый.

-Прокололась, гопота. Двери за собой закрывать надо! – Успел крикнуть Толян и прыгнул следом за волком.

Последним, отбиваясь своим топором, спиной вперед свалился гном.

   Не боли, не страха. Ощущение легкости и полета в кромешной вязкой темноте. И покоя.

Снова сверкающий и слепящий белизной зал. Все по схеме. Битком набит черными мрачными фигурами. Как их столько наколотили сюда? Черная масса движется по кругу. Как паломники вокруг знаменитого камня. И все прибывают и прибывают.

Мечи засияли и  налились жаром. Вниз ударило жаркое пламя.

 Картинка из недавнего сна.

 Разрастается в глазах крохотное рубиновое пятнышко. Лопаются от жара глаза. И это уже было.

  Знакомый, поросший диким бурьяном, пустырь и тонкая ниточка реки, зажатая глубоко внизу прибрежными скалами. Вверх по скалам тянутся вековые сосны. Нестерпимый запах хвойного леса.

А это еще зачем?

Хорошо бы искупаться и полежать на разогретом солнцем берегу. Пацаном, помнится, туда и обратно переплывал без отдыха в самом широком месте и, даже, на спинке.

Валится вниз, в пропасть. Нет не пустыря, не реки.

Глючит от жары.

Звездная дорога, протоптанная его стаей. Впереди Лобастый. Застыл, слегка повернул к нему свою голову на могучей шее, и нетерпеливо ждет, издавая грозные звуки.

Жар заполнил мозг. Сорвал рукой повязку, не выпуская меча и вонзился в бушующее ласковое пламя. Плещется огонь, речная волна, шуршит отшлифованной веками галькой.

Как звали того деда, который могилки на земле не нашел? Почай? Верно. Дед Почай.

Но ребята зря за ним увязались.

Пламя нежно и бережно ласкает избитое усталое тело. Над головой черное небо. Или бесконечный космос. И звезды. Подними руку и снимай, как елочные игрушки. Летят мимо, спешат куда то. А может это он торопится?

Звездная дорога. Его дорога. Ждет стая. И старый вожак оглядывается. Перебирает на месте могучими лапами.  Удара которых не выдерживает даже матерый лось. Запрокинул голову и поет такую знакомую и такую радостную песню, настойчиво и протяжно, призывая на кровавую охоту.

«Но это уже без него. – Лениво подумал он и равнодушно усмехнулся. – Прости дружище, но кончилась моя охотничья тропа!.

Лобастый, словно услышав его, сорвался с места и исчез, уводя стаю на веселую охоту. Осталось только пламя, которое нежно покачивает его в своих объятиях.

И небо в россыпях уносящихся звезд.

Черное, вязкое, пугающее…

Не небо. Глаза! Черные и бездонные. А в них ненависть и радость… радость от его бессилия.

С трудом поднял вдруг ослабевшие руки с мечами почтенного Ровина. Языки пламени   плеснулись в эти злобные глаза.

И все исчезло. Остался только этот всепоглощающий огонь, уплывающий в крохотную рубиновую точку.

                                                    Конец второй книги.

Каменск-Уральский

2006