Лорел Гамильтон - Соблазненные луной

Глава 33

У сидхе на дуэлях секундантов нет. Если один из дерущихся выбывает из строя, поединок заканчивается. Секундант не подберет твой клинок и не отомстит за тебя. Но можно выбрать того, чей клинок сделает надрез, чтобы ты принес клятву крови.

Дойл взял у кого-то ленту перевязать волосы на затылке. Он приставил острие ножа мне к нижней губе – самый кончик острейшего ножа к нежнейшей коже. Движение было быстрое, но все равно стало больно. Когда режешь губы, всегда больно. Но капелька крови из губ – важный символ, это поцелуй, который скрепляет клятву крови.

Если бы мы дрались до первой крови, мы бы надели доспехи, вот почему первый надрез делается на лице. Чтобы его нанести, нужно только снять шлем.

Дойл взял мою руку и обнажил запястье. Все то же молниеносное движение, но боль была еще сильней, потому что надрез здесь длиннее. Не очень глубокий, но длинный. Кровь собралась в ране и понемногу потекла по руке.

В поединках до второй крови разрешается использовать кое-какую броню. Но третья кровь доспехи запрещает. Нет другой защиты, кроме собственной кожи и обычной одежды.

Дойл приставил нож к ямке под горлом. Жалящая боль. Я не видела, как собирается в ране кровь, но почувствовала, как потекли первые теплые струйки.

Все три пореза заболели сразу, резко и остро, и это было хорошо. Я по опыту знала, что, если какой-то из них закроется до окончания ритуала, помощник Минивер возобновит разрезы. Я не хотела, чтобы это случилось. Мне даже не надо было знать, кто ей помогает, в любом случае не стоит подставлять тело под нож врага. Как-то раз я выбрала себе в помощь Галена, и ему так меня было жалко, что две раны пришлось возобновлять. Приятель Кела чуть не перерезал тогда мне запястье.

Я посмотрела в черное красивое лицо Дойла. Я так много хотела ему сказать. Хотела поцеловать на прощание – но не решилась. Мы стояли в магическом круге, нарисованном королевой на каменном полу главного зала. Круг был священным местом, и одно только прикосновение смертной крови внутри круга могло отнять бессмертие – я убедилась в этом на предыдущих дуэлях. Правда, в последний раз, когда мне удалось убить противника, я стреляла из карабина. После той дуэли их запретили. На мой взгляд, это было нечестно: оружие хоть как-то уравнивало меня с противником. Тот сидхе весил больше меня килограммов на пятьдесят, а руки и ноги у него были вдвое длиннее моих. Он великолепно владел мечом, а я – нет. Но стрелком он был никаким, как и большинство сидхе – кроме Воронов королевы. Сидхе до сих пор относились к огнестрельному оружию как к какому-то людскому фокусу.

Но сегодня огнестрельного оружия не будет. И холодного тоже. Я выбрала магию, и Минивер больше чем когда-либо была уверена в своей победе. Я надеялась, что она себя переоценит. Она была для этого достаточно благой.

Минивер стояла напротив меня в своем золотом платье, по которому уже побежала тонкая темная струйка крови из ранки на шее. Вырез платья окрасился алым. Кровь у нее была только чуть темнее губ и видна стала, лишь когда закапала на подбородок.

Я поборола желание облизнуть собственные губы: предполагается, что кровь надо отдать противнику.

– Раны удовлетворительны? – спросила королева с трона, где восседала, наблюдая за нами.

Мы обе кивнули.

– Тогда принесите взаимные клятвы.

Голос Андаис был не совсем спокоен, выдавая подспудную тревогу и злость.

Дойл отступил в сторону, и помощник Минивер на противоположной стороне круга сделал то же самое. Мы с Минивер остались лицом к лицу, разделенные пустым пространством мраморного пола.

Секунду или две мы помедлили, потом она пошла вперед, уверенно двигаясь в своем пышном платье, будто золотое облако. Я пошла ей навстречу. Мне приходилось идти осторожней, потому что высокие каблуки не предназначены для ходьбы по выщербленным мраморным плитам. Нехорошо будет, если я вывихну ногу. Юбка у меня была кошмарно короткая, и с ног до головы все залито кровью. Нечему было развеваться или плыть, никакого сходства с облачком.

Ее длинная юбка чуть не запуталась вокруг моих почти голых ног. Она глянула на меня, словно ожидая, что я закончу сближение, но она была на голову выше меня, и мне не дотянуться было до ее губ без ее помощи.

Кровь бежала у нее по подбородку, руками Минивер уперлась в бока. Я сначала не поняла, из-за чего заминка, а потом увидела, куда она пялится. На шею, на кровь, которая там текла. Она пыталась изобразить возмущение варварским обычаем, и ей это почти удалось, но глаза... Прекрасные голубые глаза из трех кругов идеальной небесной синевы... Эти глаза жадно горели. Я вспомнила слова Андаис: тот, кто создал примешанные к вину чары, разделял ее боевое исступление, ее жажду крови. Он понимал природу магии Андаис. А как лучше понять что-либо, если не на опыте?

Минивер смотрела на рану у меня на горле как на чудесное и страшное зрелище. Она хотела крови, ран, уничтожения, что-то в этом ее привлекало. Но ее желания пугали ее саму.

Мне случалось быть жертвой увлечений Андаис. Я знала, что для нее кровь, секс и насилие перепутывались так, что нельзя было различить, где кончается одно и начинается другое.

Минивер ни разу ни словом, ни действием не дала заподозрить, что в ее силе есть что-то родственное магии королевы. Если ее обуревала та же жажда, что и Андаис, то самообладание у нее как у святой. Впрочем, святой быть легко – если всячески избегать даже возможности соблазна.

Сколько я себя помнила, Минивер всегда покидала двор, когда развлечения становились слишком кровавыми. Она говорила, что вся эта кровь претит ее благой душе. Но теперь я видела правду в ее глазах. Она убегала не от ужаса, а потому, что не верила себе. Как не верила себе сейчас.

Я знала, каково это – отрицать свою истинную природу. Я это годами делала, живя среди людей, – отрезанная от волшебной страны и от всех, кто мог бы дать мне то, чего я жажду. Я знала, каково это – наконец утолить эту жажду. Это оглушает. Среагирует ли Минивер так же?

Я шагнула к ней, сминая жесткую золотую юбку, пока не ощутила ноги и бедра противницы собственным телом. Она смотрела на кровь у меня на шее, словно ничего больше не существовало. Я прижалась к ней так, что должна была обхватить ее за талию, а то бы упала на своих каблучищах.

Тут она попятилась, всем видом изображая, как ей противно, что я ее обнимаю, – только ей не было противно, во всяком случае, дело было не в этом. Я просто шагнула так близко, что ей стало не видно кровь.

– Ты меня много выше, Минивер. Я не смогу разделить с тобой кровь, если ты не наклонишься.

Она сморщила идеальный носик.