Надежда Ожигина - Путь между

— Торни, Торни! — вскинулся проводник. — Остынь, не заводись! Ты их раскалил — ковать можно! Хватит мехи качать!

Гном засопел, насупился, но смолк.

Король и шут с облегчением перевели дух.

— Ошибки Светлого короля — дело самого Светлого короля, — строго приговорил Эйви-Эйви, — хотя я по-прежнему считаю, что не так уж Денхольм виновен. Он только-только начал править сам, Торни, а ведь непросто выбраться из-под ненавязчивой опеки Совета. Это вина Йоркхельда, не Денхольма. Зря он оставил престол на мальчишку…

Король чуть было не ляпнул, что отнюдь не считает опеку Совета ненавязчивой, как раз наоборот, да еще и спич в защиту погибшего брата заготовил! Но получил безжалостный тычок сзади, чуть ниже пояса. Больно, но вовремя! Любимая присказка Санди. Денхольм понял намек и закрыл рот, не проронив ни слова. И попытался молча, без оправдательных речей, переварить упреки сердитого гнома. Получалось плохо, разум упорно твердил: «Не я виноват, не мою голову секите!», а сердце болезненно сжималось, полное самых дурных предчувствий.

— Как же вы шли? — не мог упокоиться гном.

— По вашему Старому Тракту. Объясни лучше, человеческий обличитель, почему бастионные гномы закрыли Ворота…

— А все потому же! — съязвил Торни, устало принимая из рук Эйви-Эйви миску с похлебкой. — Ну что? Рассказывать? Или закрыли обвинительный сезон?

— Ты и ваши гномьи дела королю приплетешь? — восхитился шут.

— А это не только наши дела, — огрызнулся Бородатый, орудуя ложкой так, что посмотреть было любо-дорого: будто это он, а не путники, оголодал в дальней дороге. — И спорьте не спорьте, вина короля, что стражники его совсем распустились! Где ж тебя носило, побратим, если ты этой были не слышал?

— В разных местах, — уклончиво ответил проводник. — Да ты продолжай, не отвлекайся…

— А что продолжать-то! — смачно выругался Торни. — Паскудная история, и только. Будни, так сказать! Обнаглели стражнички да наехали: по Элроне, мол (по земле, значит), ваш Тракт пролегает. А раз по земле — платите пошлину с каждого товара. Да выплатите долг за аренду лет этак за тридцать! Бастионные их раз послали, второй… На третий к сторожевому посту за горами лишь трое купцов вернулись, ободранные, с клочьями вместо бород, рассказывают, что остальных в заложники взяли: в Итанор везти побоялись, за реку отослали, в Хомак. Ты нас знаешь, как никто, побратим: гномье ополчение собирается быстро. И ходить по земле мы умеем. Бастионных и не ждали под стенами: вошли, как топором разрубили, вызволили своих и обратно, раскидывая в стороны тех, кто пытался загородить дорогу.

Торни закурил трубку, запустив широкую пятерню в общий кисет, повздыхал, покряхтел:

— Очень мирно тогда прогулялись, даже за бесчестье вырванных бород мстить не стали.

— Дальше! — потребовал старик, катая желваки под сведенными судорогой скулами.

— Дальше? Ты зубами-то, Эаркаст, не скрипи. Сточишь раньше времени те, что еще остались, а нам исправлять! Дальше… Стражники, придурки, догонять бросились. А как же! Честь страны и все такое! Те, кто в сторожке караул нес, их на топоры приняли. Всех бы порубили в запале, но старейшины приказали отходить. У Горы последних, как щенков, раскидали, а Ворота запечатали. Не стали ни войны, ни прочей чепухи мстительной объявлять, рассудили на остывшие головы: воевать с Вилемондом да с Холстейном — воевать со всей Элроной. Не испугались, рорэдримов пожалели: соседи все-таки, а прикажут выступать, осаду налаживать — и куда они, воины, денутся?! Просто закрыли Ворота, взяв для откупа закрома зерновые под Фором.

— Ясно, — видно было, с каким трудом дается старику его показное спокойствие.

— Ясно ему! В сумерках-то! Ты бы лучше ел, побратим: суп остывает, вино киснет. И дальше слушай. Дальше-то еще интереснее! Когда года этак через два элронцы охолонули — души у них в задницы попрятались. Потому как узнает мальчишка в короне — обидеться может: как же, такая заваруха и без него! На мировую пошли! Были неправы, говорят, погорячились! Выкупы всякие предлагали, только чтоб гномы торговать возвращались. Выяснилось к тому же, что и от воркхов округу тоже гномы защищали, а теперь вот — лишь рорэдримы наездами! А бастионные — кремень! Такое им в послании завернули — чуть новая война не началась! Людишки даже ответа не прислали, ни гневного, ни ругательного, вообще никакого! Не им, тупоголовым, с гномами в словесах соревноваться!

Король краем глаза следил за проводником. Но вспышка гнева погасла, так и не разгоревшись, и теперь старик понуро ковырялся в миске с супом, сваренным на подземный манер, в честь гнома. И даже на вино смотрел с непривычным равнодушием.

— Вот в такие минуты, — вздохнул Эй-Эй, откладывая ложку, — я и жалею о том, что я не король, честное слово жалею…

— А в другие минуты сожаления душу не терзают? — с преувеличенной серьезностью спросил Санди.

— Нет, — отмахнулся фыркнувший проводник. — Тогда я слишком хорошо понимаю: не к моей роже Кленовые Листья! До отметины — может быть. Но не теперь!

А Денхольм снова давился скупым рассказом о случившемся за время ЕГО правления. Посыпал себе голову пеплом раскаяния и молчал. Как тянуло вернуться во дворец, посадить на кол виноватых!

Что толкнуло его на поиски приключений? Заставило забыть о долге?

Сдалась ему эта Зона, будь она проклята!

Куда он идет? Зачем? Повернуть! Назад! Домой!

Но знал, что не повернет. Знал, что дойдет до конца.

И молчал.

— Короля они боялись! А королю вообще все по фигу! — продолжал меж тем бубнить гном, прикладываясь к жбану с пивом, припертому с нижних подвалов на вершину исключительно из любви к ближнему. — У короля одна забота — чтоб корона на ушах удержалась: не по его голове, чай, ковали-то! У короля вашего — столица там, Боги его Светлые, невеста, говорят, красавица. Вся сила в любовные дела ушла, выше дворцовой стены и не подпрыгнуть!

— Оставь, Торни, — похлопал гнома по плечу Эй-Эй. — Опять ты без толку горн раздуваешь.

— Что это за гномы такие — бастионные? — умел же ввернуть, горе шутовское!

Будто важнее проблемы на данный момент не нашел!

Сам король уже посольство за посольством слал, Камень Зарга отдавал оскорбленным, лишь бы уладить давние обиды, вернуть былых союзников, а у Санди одни глупости на уме.

— А это, малец, те, которых вы форпостными величаете, — снисходительно пояснил гном, любовно перебирая раззолоченные косы бороды. — У вас, людей, ведь просто: взял — назвал, захотел — переиначил. Для гнома так: раз слово сказано, быть по сказанному!

— Эти горы до Войны Магии звали Бастионными, потому как на них крепости стояли, Последние Бастионы перед дорогой на Итанор, — вмешался несколько оживший Эйви-Эйви, обрывая восхваления Народу Кастов на полуслове. — Ну а когда Войска Пустые Ласторг смели, через Сторожки прошли да Рорэдол осадили, им те Бастионы стали — что зубочистка в руках копьеносца. Они горы обошли с двух сторон и принялись разносить Вилемонд по камушку.