Дмитрий Чистов - Время колесниц
— Не до веселья нам, — неохотно ответил Эдан. — Слишком многие сложили сегодня головы; слишком много смерти и страдания выпало на этот день. Один из лучших витязей славного рода умирает сейчас у нас на руках; воистину, мы не намерены шутить и смеяться.
Юная особа кокетливо наморщила носик:
— Ты удивляешь меня, жрец Бринна из младших Племён! С каких это пор смерть перестала быть предметом для смеха и шуток? Поверь мне, природа человека такова, что именно распад и увядание он всегда находил наиболее забавным. И разве может быть иначе? За бытием всегда приходит небытие; за расцветом — упадок; после поры сбора урожая непременно наступает праздник Окончания Года, на котором жизнь передаёт свои права на весь мир госпоже смерти. Однако каждый дурак знает, что после зимы настанет весна; травы снова зацветут, а из лопающихся почек на деревьях распустятся молодые листья. Так было всегда. На смену смерти вновь приходит жизнь, потому можно лишь радостно смеяться, наблюдая этот непрерывный танец вселенной по кругу!
Старый пёс подполз на брюхе к лежащему на носилках тордингу и сочувственно лизнул его в щёку; дрозд спорхнул с плеча своей хозяйки и приземлился Транду на лоб.
— Быть может, ты ведунья, раз говоришь столь мудрые речи? — спросил Хольдер. — Нашему другу нужен хороший лекарь, не согласишься ли ему помочь?
— Я не занимаюсь врачеванием, да и лекарь вашему товарищу без надобности. Век человеческий ограничен, а срок — предопределён: от этой болезни не бывает лекарства.
— Что же нам остаётся делать? Пёс поднял свою лобастую голову и, .показав ряд неровных жёлтых клыков, отчётливо произнёс:
— Радуйтесь! Эта волшебная ночь — время, в которое нет времени, здесь место, в котором нет места!
Эдан не удивился бы, если бы и дрозд начал вешать загадками, но тот лишь кивнул с важным видом, подтверждая правоту своего приятеля.
Гостья, улыбнувшись, потрепала собаку по загривку.
— Подобно тому, как в природе для последующего обновления непременно наступает пора смерти, душе человека присуще свойство временно умирать от безысходности, тоски, одиночества — лишь только с тем, чтобы вновь возродиться обновлённой — в своей весне. Пусть будет сброшена пожухшая листва со стволов ваших душ! Весёлого праздника вашему роду!
Подул ветер, запорошив глаза сидящих тонким снежком пополам с пылью; а когда он стих — девушка исчезла, словно бы её никогда не было, куда-то подевались и пёс с учёным дроздом. Остались лишь радостно гудящие угли в праздничном огне, чьи искры взлетали до самых небес.
— Куллд, кто они?
Сын Вана покачал головой и упрятал бубен за отворот своей меховой безрукавки:
— Не знаю. В какой-то миг мне показалось... Впрочем...
Транд часто задышал и открыл глаза.
— Гляди-ка! Он очнулся! Твоё снадобье помогло!
Куллд не сомневался, что искусно подобранная комбинация дурманных и болеутоляющих растений не в состоянии излечить человека со сквозным ранением в грудной клетке; но происходившие с его пациентом изменения вовсе не напоминали предсмертную агонию. Воин пришёл в сознание и сразу же попросил воды. Сын Вана смочил ему губы влажной тряпкой, с удивлением отметив про себя признаки улучшения. На щеках Транда проступил слабый румянец.
— Не чувствую... ног,— прошептал он, ловя языком капли, стекающие по уголку рта.
— А ты вообще хоть что-нибудь чувствуешь?
— Немного жжёт... вот здесь. — Рука раненого прикоснулась к повязке на груди.
— Для человека, выглядящего так, словно его насадили на вертел вместо вепря, это совсем неплохо, — заключил Куллд. — Не шевелись! — Он поспешил удержать воина, неуверенно шарившего рукой по земле в поисках опоры. — Тебе нельзя садиться!
Постепенно перемены к лучшему становились всё более и более заметны. Транда временами мучили сильные боли, но дыхание стало ровнее и тише, а лихорадочный блеск в глазах исчез. Небо на востоке слегка посветлело: ночь подходила к концу.
— Мне приснился странный сон,— сказал он, дожёвывая второй сухарь. — Видение было таким ярким, что мне даже представилось, будто всё происходило на самом деле.
— Многих тяжелораненых посещают удивительные видения, — ответил ему Куллд. — А что тебе приснилось?
— Я очутился в просторных чертогах с высокой крышей и крепкими стенами из лиственничных брёвен. Восемь дверей было в том доме, по входу на каждую сторону света; и ни одна из них не запиралась на ночь. Посреди дома сложен очаг, дрова в котором — дубовые стволы в три обхвата каждое Медный котёл в очаге столь велик, что можно сварить в нём сразу целое стадо овец, а вертел над огнём столь огромен, что не повернуть его и дюжине мужчин. На длинных скамьях в том чертоге сидят плечом к плечу воины; там они пируют, поют и по очереди рассказывают истории о великих подвигах. С ними пировал и мой дед Торд, и двое моих сводных братьев; с другой стороны стола меня поприветствовали Ург и сидящие подле него Брес, Дил и Белг. Все оказались рады моему приходу. Они подняли наполненные пивом кубки в мою честь и разом грянули кулаками по дощатым столешницам — так, что затрясся весь дом. Мне подали наполненный до краёв турий рог, подвинулись, освобождая место у стола; но только я собирался присоединиться к пирующим, как ко мне подошел Хозяин. Был он высок, как сосна, грозен, как лев; ноги его — как брёвна, плечи — как потолочная балка, а голова — размером с большой казан.
«Постой-ка, Транд, — молвил он, взяв меня за плечо, — ещё не пришло тебе время присоединиться к пирующим в моём Доме. Место за ним для тебя всегда найдётся, но пока — возвращайся назад!»
И все, кто слышал его слова, весьма опечалились и грустными взглядами провожали меня до дверей. Хозяин сам, взяв меня за руку, вывел из дома во мрак ночи, сказав напоследок: «Не забывай о нас! А если увидишь сынишку моего Хольдера, передай, что отец скучает без него в своём доме!»
Затем я очнулся у разведённого вами костра.
— Любопытный сон, — подал голос Кермайт.
— Да, любопытный.
— Наверное, не следует придавать твоему видению слишком большого значения, — грустно улыбнулся горбун. — Иногда наш разум шутит с нами странные шутки.
— Думаю, ты прав.
— С другой стороны, приятно, наверное, иметь уверенность в том, что место у стола, кусок от бока чёрного вепря и рог с пенистым пивом всегда ждут тебя там, в конце долгого и многотрудного пути? Что предки — это не только цепочка поросших горькой лебедой курганов на родовом кладбище?
— Да.
— Так я и думал. Радуйтесь — ибо подходит к концу волшебная ночь. Круг замыкается!
— Радуйся и ты, Куллд!
* * *Утро выдалось пасмурным; снова повалил мокрый снег, укрыв белым саваном холмы и рытвины, сломанные колесницы и падших лошадей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});