Людмила Астахова - Армия Судьбы

– Это твои штучки? Снова взялся за мое перевоспитание?

– Джиэс, я бы предпочел оставить Тора. Сам знаешь почему. Но так распорядился случай.

– Но почему я? Оставил бы Яримраэна. Он не из ланги.

– Кто-то мне всегда любил доказывать, что в мире должен существовать единый закон для всех, и справедливость не может пасовать перед властью королевской крови. Кто это был, Унанки? Ты, – самым невозмутимым образом ответствовал Ириен, не отрываясь от созерцания лангерского походного снаряжения, наваленного посреди двора. – Для меня в данном случае, когда речь идет о простом конвое, вы оба в равном положении. Гляди на проблему шире.

– Это как же? – подозрительно проворчал Джиэс.

– Решилась проблема с домом. Не нужно думать, на чье попечение оставить наше имущество.

Когда Альс пребывал в меланхолическом настроении, ругаться с ним было бесполезно. Даже другому эльфу.

– Смирись, – посоветовал Пард.

– Это будет слишком по-человечьи.

– А ты по-эльфячьему смирись. Тщательно и изящно, – съехидничал оньгъе.

От брошенного горшка с остатками пригорелой каши он довольно ловко увернулся. А может быть, Унанки не слишком метко целился. Эльф? Плохо целился? Ага-ага!

Когда-то здесь, на пологой вершине невысокого холма была застава, хранившая подходы к Проклятым долинам Ктэйла. Высокая башня возносилась к небу, и неусыпным дозором несли службу бдительные стражи, отваживая любого, кто вольно или невольно решил сунуться в широко раскрытую пасть ущелья. Ныне, спустя, может, двести, а может, и пятьсот лет, осталась лишь жалкая россыпь обтесанных камней в зарослях дикоцвета и полыни. Дороги тут вообще никогда не было как таковой.

– Что скажешь, мастер Роканд? – спросил у проводника Альс. – Задержаться ли нам на этом месте до рассвета или можно двигаться дальше прямо сейчас?

– Только лишних полдня потеряем, – заверил эльфа Роканд. – В ущелье полно мест, где можно устроиться на ночлег.

В отличие от приснопамятного Драконьего ущелья, Ктэйл вовсе не являлся узкой щелью в скалах. Одна каменная стена отстояла от другой как минимум на один полет стрелы. И если бы не неопровержимые доказательства обратного, то Альс назвал бы Ктэйл высохшим руслом древней реки. Таких мест в степи хватало, но там крутые склоны каньонов были почти гладкими. Исчезнувшие реки медленно резали земную породу и успевали основательно сгладить берега. В Ктэйле же был лишь изрядно выветренный и изъеденный эрозией камень, огромные гранитные валуны и черно-серый песок дна, похожий на пепел. Издали все это выглядело весьма зловеще. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что кое-где через слой гравия сумели пробиться травы и меж камнями проросли деревья. Среди осыпей образовались целые рощицы цепких и жизнестойких скалолазок, в которых перекликались птицы. Альс снова с нескрываемым уважением покосился на сгорбленного мастера Роканда. Существа, всем своим видом доказывающего жестокому миру, что никакое телесное несовершенство не помеха жажде открытий, если хватает силы духа и отваги. Никто из могучих воинов, отважных путешественников и жадных купцов в течение столетий не осмелился отправиться на разведку в Ктэйл, а маленький, скрюченный тысячей болячек человек не побоялся и рискнул. На собственные средства эльф купил проводнику подходящего размера пони, чтобы тот мог влезать в седло и слезать на землю без унизительной помощи посторонних. И теперь мастер Роканд гордо восседал на черно-белой лошадке, указывая путь.

– Надо внимательно следить за склонами, – предупредил он. – Там полным-полно горных львов.

Несколько раз Сийгин замечал мелькание серо-палевых теней среди камней. Но караван был чересчур многочисленным, чтобы пробудить у хищников охотничьи инстинкты.

– А как ты оборонялся от львов? – полюбопытствовал орк у Роканда.

– Днем шел с факелом, обмазанным горючей смолой, а ночью прятался в маленьких пещерках, куда зверю не залезть. Тут таких множество.

– Они могли напасть всей стаей.

– Горные львы живут и охотятся поодиночке и скорее передерутся меж собой, чем нападут группой.

– Откуда знаешь?

– Изумрудный Гарани в своем труде «Все земные твари» описал маргарских горных львов, а здешние точно такие же. Видно, в свое время часть откочевала сюда, – охотно пояснил проводник.

Безопасности ради на ночь караванщики ставили свои фургоны в круг, а по центру импровизированной крепости жгли костер. Стража менялась каждые два часа. Дежурили по четверо, и один из часовых был непременно лангером. В тангарских караванах хозяин несет вахту так же, как и его подчиненные, без всяких скидок на возраст и достоинство. И если кому и было тяжко, то только Торвардину, и то морально. Его двойственное положение в обществе сородичей превращало каждое дежурство в пытку. Молодые тангары, совершенно не понимая, как вести себя с лангером, который одновременно имеет столь же невысокий общественный статус, как и они сами, предпочитали за самое разумное с Торвардином ничего общего не иметь. Его игнорировали точно так же, как чистокровные орки – Сийгина. Но Сийгин привык, а Тор – нет.

– Ага! – сказал Пард. – Вот теперь ты почувствуешь себя в шкуре эша.

Шкура эта оказалась тесна и крайне неудобна. Особенно если все время помнить, что ты сам на себя ее натянул. На привалах Тор сидел в сторонке, не принимая участия в разговорах сородичей, незваный и, главное, нежеланный собеседник.

– Я стал настолько другим, что даже не верится, – признался он Яримраэну. – Я словно уже и не принадлежу к своему народу. Мне претят их замкнутость и исконная тангарская приверженность вековым традициям. Все эти запреты дурацкие, жесткие правила.

– Ты считаешь, что традиции эльфов менее стойки, а предубеждения менее глубоки? – невесело усмехнулся принц-изгнанник. – Ты сильно заблуждаешься. Устои сильны именно тем, что дают опору всем и каждому без исключения. Даже тогда, когда в том нет никакой нужды.

– Да, наверное, кому-то надо каждый миг своей жизни ощущать за своей спиной мудрость предков, но если чувствуешь в себе силы стать чем-то большим…

– Тогда ты идешь в лангеры. Ты так и сделал.

– Но я не перестал быть тангаром…

– А Сийгин не перестал быть орком, – снова перебил Торвардина принц. – А я бы и рад оставаться просто эльфом, но кровь моего отца не дает мне быть самим собой, как я всегда этого хотел.

Кровь Пламенного Дома – непростое наследство. Когда твои глаза синее самого синего моря, когда твои волосы словно платиновое знамя, когда твоя шея просто не умеет гнуться в поклоне пред достойнейшим из достойных, когда самая прекрасная и любимая женщина страшится могущества имени твоих предков… В самый раз только и желать каждый миг своей проклятой жизни втоптать эту кровь в самую вонючую грязь. Да поглубже!