Майкл Муркок - Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красная игра.Бегство из сумерек

Пепин давно привык разговаривать вслух с самим собой. Только в одиночестве к нему легко приходили слова.

Он не раз пытался поговорить с кем-нибудь из постояльцев Гостиницы по душам, например, с Копом — тем самым громилой-торговцем, но все как один вежливо уклонялись от разговоров и старались под любым предлогом удалиться.

Лишь один из всех — некий Мокоф, сутулый мужчина средних лет, — больше других выказывал к нему свое дружелюбие, но и тот ничем особым не мог помочь Пепину.

— Скорее всего, твои рассуждения о прошлом поймут в Ланжис-Лио, есть тут такой странный город у океана, — сказал как-то раз Мокоф, когда они сидели с кружками пива на площади у фонтана.

Пепин давно слышал об этом городе, но как-то не успел узнать о нем поподробнее. Он приподнял вопросительно тонкую бровь.

— Я знал одного человека из Ланжис-Лио, — пояснил Мокоф, — со шрамом на лице, не могу вспомнить его имя… У него были неприятности из-за того, что он ел в неположенное время. Правда, он починил Великий Регулятор и спасся. Мы ведь ничего не понимаем в этих машинах. Так вот, он считал, что умеет путешествовать во Времени, хотя я этого особо не наблюдал. Они там, в Ланжис-Лио, все такие… чудаковатые, понимаешь? Например, ничего не знают о часах и совсем ничего не имеют для измерения времени. Правит у них Хропарх, живущий во дворце, который называется Палатой Времени. Кто его знает, почему он так называется, если они не могут даже сказать, сколько сейчас времени!

Больше о Ланжис-Лио Мокоф толком ничего не смог рассказать, кроме каких-то домыслов. Но Пепин уже заинтересовался этим городом, особенно его заинтриговали путешествия во Времени — недаром его самым сокровенным желанием было вернуться в прошлое Земли…

На седьмой неделе пребывания в Барбарте Пепин решил посетить Ланжис-Лио.

Он отправился туда пешком, хотя Мокоф приложил все усилия для того, чтобы отговорить его, поскольку путь был очень долгий и вокруг было полно кровожадных слизняков. Путешествовать в этих краях лучше всего было верхом.

Пепин уже пробовал ездить на местных тюленях, служивших большинству землян в качестве ездовых животных. У них были мощные передние плавники и острые, как бритва, хвосты. Вдобавок они были исключительно надежны и достаточно резвы. Чтобы всадник мог сидеть прямо, на тюленя надевалось высокое седло из кремния. Всаднику полагались также длинное ружье, стреляющее лучом из рубинового сердечника, — пронзатель — и фонарь на батарейках для езды безлунными, почти беззвездными ночами.

Пепин взял фонарь и повесил на плечо ружье. Они придавали ему приятное чувство уверенности. И не стал полагаться на какого-то там тюленя.

Сумрачным утром он отправился в путь, одетый в костюм из металлизированной ткани, с запасом еды и флягой с водой в заплечном мешке.

Как и следовало ожидать, жители Барбарта, как и его соотечественники — луниты, не стали огорчаться при расставании, полагая, что Пепин внес в их налаженное существование некую смуту. За семь недель своего присутствия он заставил многих усомниться в смысле жизни, принятом здесь за эталон, предназначенный для передачи потомству.

Умереть на Земле, которая отторгала человека, достойно и с миром — было для землян венцом жизненного пути…

Пепин почувствовал разочарование: он надеялся увидеть здесь энергичную деятельность Человека, символизирующую волю к жизни, готовящегося к переменам, но никак не к смерти!

Должны же найтись где-нибудь на этой планете настоящие герои, хотя бы и в Ланжис-Лио. Если верить Мокофу, то там живут далеко не тривиальные люди, понимающие в путешествиях в прошлое…

Упругий мох в пальмовых рощах облегчал ходьбу, но к вечеру он сменился твердой почвой с тучами пыли над ней. Перед путником простиралась гигантская равнина с потрескавшейся ночной, освещенная зловещим сумрачным светом. Лишь кое-где пейзаж оживлялся одиночными зубцами скал. Он выбрал ориентиром одну из них и продолжил путь, не рассчитывая в эту холодную, беспросветную ночь отдохнуть, что было делать очень рискованно. Слизняки отдыхали только насытившись, а кроме человека другой поживы для них здесь не было.

Пепин включил фонарь. Он так сильно устал, что был не в состоянии определить, сколь долго идет. Стало трудно сосредоточиться хотя бы на одной мысли. Он остановился, как только увидел в свете фонаря силуэт скалы, снял мешок и прислонился спиной к камню, медленно оседая на землю. Ему уже было наплевать на слизняков. К счастью, ни одна тварь его еще не почуяла.

Заиграла на небе пунцовая заря, затягиваясь постепенно грязными облаками. Пепин развязал мешок и достал флягу с пресной водой. Он не мог, как земляне, пить соленую воду, а они настолько к ней привыкли, что перестали пить пресную. Позавтракав двумя таблетками, он с трудом распрямил ноющее тело, закинул за спину мешок, уложил фонарь в чехол на поясе и огляделся, держа ружье на плече.

Пальмовые леса на западе скрылись из виду, и стало казаться, что равнина простирается бесконечно во всех направлениях. Лишь на востоке однообразие нарушалось невысокими холмами и скалами.

Туда Пепин и направился.

«Предки, — размышлял он, — верили, что на востоке расположен рай. Может, и я найду там свой рай».

Если бы рай действительно существовал и Пепину было предначертано там оказаться, то пару дней спустя он был весьма близок к нему, когда внезапно упал со скалы и долго катился по усыпанному солью склону, лишившись сознания от ударов.

Так уж получилось, что от рая его спас Крючконосый Бродяга — коротышка с огромным носом и вдавленным подбородком; неизменный капюшон и кожаная куртка делали его похожим на огромную черепаху.

Крючконосый занимался любимым делом: рылся в земле. Похоже, лишь он один из всех землян бродяжничал, попутно собирая сплетни и тайны. Никто не знал, откуда он взялся, да и никому в голову не приходило спросить. Его хорошо знали и в Барбарте, и в Ланжис-Лио. Он невероятно много знал о прошлом и настоящем Земли, но мало кому это было нужно.

Крючконосый увидел клубящееся облако соли лишь на мгновение раньше, чем стая слизняков почуяла запах крови Пепина.

Бродяга путешествовал на громадном толстом тюлене, а второго вел в поводу, нагруженного впечатляющим грузом: свернутым брезентом, инструментом, плиткой, какими-то тюками — в общем, все имущество Крючконосого путешествовало вместе с ним. Казалось, тюлень гордился такой неимоверной поклажей, доверенной ему.

Бродяга быстро оценил ситуацию, в которую попал Пепин. Он подъехал поближе, поднял ружье и нажал спусковую кнопку на зарядном устройстве. Едва различимый луч мгновенно разметал стаю слизняков. Эти были черной разновидности. Крючконосый явно доставлял себе удовольствие, педантично уничтожая всех тварей до одной.