Вера Камша - Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал

— Хорошо, что вы живы. — Его Высокопреосвященство знакомо тронул знакомого голубя. — И хорошо, что у нас есть время. Я хочу потратить его на откровенность. Жаль, не получается предложить вам шадди, но это и к лучшему. Вы будете более недоверчивы и, следовательно, более разумны.

Робер посмотрел на собеседника и поежился. Солнце светило не хуже, чем вчера, но на дворцовых крышах было холодно. Весна начиналась со света, а не с тепла.

— Я бы не отказался от горячего, — честно признался Иноходец, — особенно от вашего шадди. Признаться, я сегодня не очень хорошо соображаю.

— После Багерлее это извинительно, — утешил кардинал и озабоченно глянул на башню с идущими вопреки всем переворотам часами. — Я бы посоветовал вам напиться, но пока это невозможно. Мэтр Инголс заканчивает составлять договор, и лучше, если вы его подпишете с открытыми глазами. Нам нужно понять друг друга и впредь обходиться без недомолвок. С герцогом Алва я промешкал и теперь об этом жалею…

— Хорошо, — растерянно согласился Иноходец. — Вы хотите, чтобы я что-то рассказал?

— Нет, это я хочу ответить на ваши вопросы. Мне кажется, они у вас есть.

— Были. — Семь часов сна не помогли. Эпинэ чувствовал себя одновременно разбитой бутылкой и выжатой тряпкой, а впереди маячили совет регентский, совет военный, отправка гонцов в Ноймаринен, разговор с Карвалем и гора бумаг, которые следовало разобрать. Бумаг Альдо. А где-то ничего не знала Матильда, которую он клялся отыскать… Ничего более страшного Роберу еще не выпадало.

— Ваше высокопреосвященство… — Даже знай Левий, где принцесса, письмо писать не ему. — Вы знаете, где она? Я про ее высочество…

— Я могу сказать, где ее нет. — Кардинал вперил взор в какие-то ростки. Кажется, в лилии. — Матильда Алати не возвращалась в Агарис и не приезжала к брату. Будем надеяться на лучшее.

— А что для нее лучшее? — не выдержал Робер. — Пусть они и рассорились, все равно…

— Все равно погибший — ее единственный внук, — безжалостно закончил кардинал. — Остаться одной в таком возрасте страшно. Чудовищно страшно, но лучшим для принцессы, и не только для нее, остается жизнь. Жизнь — величайший дар и величайший долг. Это я и вам напоминаю, герцог. На всякий случай.

— Я не собираюсь прыгать с крыши, — огрызнулся Иноходец и, пытаясь загладить грубую глупость, признался: — Не могу себе позволить. У меня — гарнизон и…

— Теперь вы видите, как важно выяснить, что мы можем доверить друг другу, а что нет? — строго спросил Левий. — Я мог бы перечислить тех, о ком вы собирались молчать, по крайней мере мне так кажется, но жить нужно отнюдь не ради кого-то… Живущих «ради» лично мне хочется выпороть. Они унижают само бытие и ставят других в положение вечных должников. Правда, требующие гоганский процент за то, что ростовщики чувств человеческих называют любовью или дружбой, еще опаснее.

Кардинал поджал губы, словно у него требовали платы за непрошеную и ненужную любовь, и направился прямиком к блестящей мраморной скамейке. Мокрой, но Левий все равно уселся, предварительно смахнув капли извлеченным из рукава платком. Робер остался стоять. Государственный изменник, мятежник, Первый маршал узурпатора, еще раз государственный изменник, узник, член регентского совета почти бездумно подставил лицо солнцу, ощущая себя вылезающей из земли лилией.

— Похоже, вопросов мне не дождаться. — В голосе Левия послышалась насмешка. — Не везет мне с откровенностью. То не могу на нее решиться, то она приходится не ко времени.

— Зачем вы втянули в заговор Катари? — спросил кто-то голосом Робера. — Неужели нельзя было обойтись?

— Можно, — не стал вдаваться в подробности Левий, и Робер почувствовал себя ослом. Потому что вспомнил суд и ночь после суда. Сестра была слабой, больной, несчастной, но она оставалась королевой Талига. И она бросилась спасать Талиг. Сама.

— Как она узнала?

— Вускерд потребовал разговора с регентом Талига и королевой. Алва не мог никого принять по причине отсутствия, это сделала Катарина. Потом она потребовала привести к ней генерала Карваля. Дальше, полагаю, объяснять не требуется.

— Нет. — Можно было и самому догадаться. О мэтре Инголсе знал только Никола. — Мевен пришел к вам сам?

— Да. Вашего ареста он перенести не смог. Захватить временщиков в присутствии послов предложил именно Мевен. Взять дворец было просто, удержать горожан от бунта сложнее, но Карваль и Халлоран обещали и это. Мы не знали другого — с чего начинать переговоры. Предложенное мэтром Инголсом решение снимало все вопросы…

— Ваше высокопреосвященство…

— Да.

— Вы знаете, что я готовил мятеж? Я и Карваль.

— Я надеялся на это, — просто сказал кардинал. — Собственно говоря, других надежд у меня не оставалось. Если б Альдо Ракан потребовал королеву Талига, мне пришлось бы дать бой. К счастью, он потребовал коня.

Черноволосый человек, на мгновенье прильнувшей к иссиня-черной гриве… Обещание сохранить. Выстрел. Он не клялся Эгмонту сберечь Дикона, просто сделал то, чего не мог не сделать.

— Рокэ Алва знает… про Моро?

— Нет, — отрезал Левий и поднялся. — Если я начинаю сожалеть об Агарисе, значит, я замерз. Давайте пройдемся.

Они прошлись. Вдоль ажурной решетки, за которой лежала пропасть. Слепо улыбались солнцу статуи, лезли из черной, привезенной из Варасты земли будущие цветы, весело блестели лужицы, заходились в исступленной весенней радости голуби и воробьи.

— Я вам должен быть благодарен, — наконец выдавил из себя Эпинэ. — Я благодарен, но не надо было… Ворон должен знать, как было с Моро. Знать все.

— Когда-нибудь вы поймете, что нельзя натягивать свою совесть на весь Талиг. — Кардинал в очередной раз тронул голубя на груди и нахмурился. — Пока же перейдем к делам насущным. Рокэ Алвы в Нохе нет.

— Да, я помню, — кивнул Эпинэ, — он уехал к армии.

— Я на это надеюсь. — Левий наклонился, поднял комочек земли и принялся разминать. — Алва покинул Ноху, никого не поставив в известность, и сделал это не вчера.

— Как? — не понял Робер.

— Мне бы тоже хотелось знать. — Кардинал отряхнул ладони. — Герцог был серьезно болен. Настолько, что во время проверок пришлось подменять его одним из офицеров. Потом ему стало лучше, хотя выглядело все это ужасно. Врач не мог понять, в чем дело, но в том, что это не притворство, он убежден.

— Алва не стал бы притворяться, — полушепотом произнес Робер, понимая, что ему становится страшно. — Болезнь походила на горную лихорадку?

— Она ни на что не походила. Ни на что известное медицине и церкви… Алва, когда приходил в сознание, говорил, что нужно лежать и ждать. И он лежал и ждал, пока не исчез. Внутренняя охрана оказалась пьяной, внешняя ничего не видела и не слышала. Я не знаю, что лгать Ноймаринену и лгать ли, но иметь дело нам предстоит именно с ним.