Шеннон Макгвайр - Обитель

? Не волнуйся, моей матери здесь нет.

Ее здесь не было уже очень давно. Никто не знает точно, когда Амандина потеряла рассудок: окончательно это стало очевидно через несколько лет после моего исчезновения, когда мать ушла в один из внутренних миров, куда более странных, чем Летние Земли. Она теперь редко бывает в башне. Те, кому случалось ее видеть, рассказывают, что она безустанно бродит по лесам и неподвижно застывает на перекрестках.

Жаль, что я не знаю, чего она ищет.

? Извини,? смутившись, сказал Квентин. — Я не подумал.

? Ты не виноват.

Я вошла внутрь и махнула ему следовать за мной. Башня Амандины ни одной стеной не выходит в смертный мир — сюда можно попасть только через Летние Земли. Я провела Квентина по галерее, потом вверх по лестнице, в мои покои. Дверь в них оставалась закрыта и запечатана охранными заклятиями, в том же виде, какой я ее оставила в свой прошлый визит сюда. Открыть эту дверь, не нарушив моих заклятий, могла только Амандина, а она этого никогда не сделает, комнаты останутся нетронутыми до скончания времен, если я сама не решу что-нибудь в них изменить. В этой мысли было что-то утешительное и одновременно печальное.

Мы вошли в комнату, служившую мне гостиной, размером не намного меньше, чем вся моя квартира в смертном мире. При виде высоких окон и задрапированных гобеленами стен Квентин, забыв изображать утонченность, с круглыми от удивления глазами закрутил головой.

? Здесь по-настоящему красиво,? произнес он удивленно.

? Пожалуй, ты прав. Подождешь здесь? Мне нужно переодеться. — В башню мы отправились сугубо затем, чтобы я смогла совершить набег на собственный гардероб. В реальности смертных я ничего приличествующего случаю не имела, а создавать магическую иллюзию, чтобы выглядеть одетой должным образом в течение всех похорон, рисковать не хотела — я не настолько доверяю собственной магии.

? Угу, подожду. А все-таки… Почему ты здесь больше не живешь?

? Квентин, если ты сам еще не нашел ответа на этот вопрос, то я объяснить точно не смогу. — Я вошла в ванную и закрыла за собой дверь, оставив Квентина наедине с самим собой.

Моя старая спальня невелика, но это единственная комната в башне, которая выглядит жилой. Кровать увеличивалась в размере, приспосабливаясь ко мне по мере того, как я становилась старше, а на полках по-прежнему стояли всякие забавные мелочи, собранные в окрестных лесах и полях. Когда мы переехали в Летние Земли, мне перестали быть интересны игрушки, зато я обожала бегать по округе и находить что-нибудь любопытное. Все, что мне нравилось, я тащила к себе в комнату, вплоть до самого того дня, когда покинула ее.

Я прикоснулась ладонью к гардеробу, и его двери распахнулись, являя дневному свету радугу из множества разноцветных платьев. Большинство из них было пошито на молодую девушку, про которую я не могу вспомнить, что я ею была — да и была ли вообще. Материалом для них служили порой очень странные дары природы: крылья бабочек и паутинный шелк, павлиньи перья и чешуя дракона. Одежда фейри чем-то подобна японской кухне — в дело идет все, чем мы располагаем. Амандина всегда выбирала для меня наряды самых диких расцветок, чтобы они скрыли характерный для смертных оттенок кожи и волос. До меня весьма долго доходило, что причина в этом, и я до сих пор точно не уверена, зачем мать это делала.

Платье, которое я искала, было запрятано в глубине гардероба, под более яркими одеяниями. Оно было сшито из темно-серого бархата, отделанного по краю шелковыми розами чуть более светлого оттенка — я надевала его на бал в пещерах коблинау, когда мне было одиннадцать лет. Амандина взяла меня с собой на тематическую вечеринку ужасов — маленькое, наполовину смертное приложение к себе самой. Я помню, как самые темные углы залов были освещены фонарями из тыкв и блестками светящегося тумана, а канделы пришли со своими шарами танцующего пламени; и еще помню, когда я плясала со своим сеньором, у него была добрая улыбка. Я помню.

Платье сидело так, как будто мне его только что подогнали по фигуре. Одежда фейри подстраивается под владельца, как бы тот ни менялся. Я взмахнула юбкой, оглядела себя и отвернулась. Я навсегда останусь дочерью Амандины. Как бы далеко я ни сбежала, волшебный мир все равно дотянется до меня.

Когда я вышла из ванной и закрыла за собой дверь, Квентин увлеченно разглядывал один из гобеленов. Я кашлянула, и мальчишка подпрыгнул от неожиданности.

? Идем,? сказала я. — Уже пора.

Поместье Амандины с юга граничит с Тенистыми Холмами. Расстояния в Летних Землях меньше, чем в человеческом мире, и через двадцать минут мы пешком прошли отрезок пути, который, как я знала, был равен часу езды на машине. Роща, где должны были состояться похороны, располагалась в сердце лесных угодий семьи Торквиль, и нам потребовалось еще двадцать минут, чтобы пробраться по лесным тропинкам. Длинные платья не предназначены для ходьбы по лесу. Моя мать сумела бы пройти, ни разу не споткнувшись, она отлично вписывается в этот мир, даже потеряв разум. Вот что такое быть чистокровкой. Я запинаюсь и падаю, но всегда встаю и иду дальше. Вот что такое быть подменышем.

Кроме нас, в рощу со всех сторон стекались люди. Встречаясь друг с другом, все молчали, не зная, что говорить или чувствовать. Поминки у чистокровных проходят в глубокой, горькой скорби, но совершаются они для живых. У смертных похороны скорее печальны, это смесь горя, облегчения и ужаса, и делаются они для мертвых. Джен была чистокровной, и похороны такой, как она, оказались первыми на памяти многих присутствующих. Подменышам смерть куда привычнее, и сейчас как будто пересеклись два мира, которые не понимали и не хотели понять друг друга. Думаю, Джен бы это понравилось.

В центре поляны был воздвигнут погребальный костер из дубовых, ясеневых и рябиновых сучьев, составленных так, чтобы формой напоминать гнездо феникса, и покрытых белым шелком. В центре, со сложенными руками, лежала Джен. Ее облачили в длинное красно-золотое одеяние, подчеркивающее цветные пряди в ее волосах и скрывающее раны. Я болезненно поморщилась, увидев ее. Были убраны все приметы той, кем она была на самом деле. Осталась лишь формальная принадлежность: чистокровка, донья ши, покинувшая мир. Ведь все это на самом деле меньше половины того, какой она была в жизни, но только оно могло остаться с ней навсегда, могло уйти с ней в могилу.

Ко мне подошел Квентин.