Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

— Разрешите поприветствовать ваше драгоценнейшее величество! — не успела она надеть его на палец и скосить глаза, как перед ней мигом проявился весь сонм ее призрачной армии со Звездочетом во главе.

— Тс-с-с-с!!! — торопливо прошептала она, приложив палец к губам. Потом задумалась и усмехнулась. — Это, скорее, я себе сказала, чем вам. Моя горничная. Она, по-моему, за мной все-таки шпионит, поэтому придется говорить как можно меньше. Мне, по крайней мере.

— А давай, мы ее напугаем! — выскользнул вперед бравый Толстый Стражник. — Будет знать, как наушничать на такую великолепную владычицу, как ты!

Серафима быстро обдумала это предложение и со вздохом отказалась.

— Мне тут еще ее воплей среди ночи не хватало. Нет уж, спасибо. Пусть живет. А то сбежит еще, другую приставят, неизвестно какую, в сто раз хуже. Ну, а у вас как успехи?

— А ты не слышала разве? — с самодовольной ухмылкой подкрутил щегольской ус Усатый Придворный.

— По сравнению со вчерашним днем, бедный стражник позавчера — детские погремушки! — радостно доложил Офицер.

— Слышала, слышала, — не скрывая улыбку в первый раз за день при упоминании об этом происшествии, закивала царевна. — Обед подали с опозданием на три часа. Слово "завтрак" упоминалось только в сугубо нецензурном контексте. Все были в ярости! А Костей так просто шеф-повара чуть живьем не съел вместо завтрака. Обитатели замка приближения ночи уже ждут, как вражеского нашествия, землетрясения и моровой язвы вместе взятых. У всех весь день все из рук валилось! Такая прелесть! Замечательно поработали, господа призраки! Молодцы!

— Какие будут предложения на сегодня? — принял не без усилия серьезное выражение лица Звездочет и достал свой дежурный кусок пергамента и грифель.

— Давайте пока продолжим со стражниками. Я слышала, они на эту службу добровольцами записываются?

— Да, — с отвращением кивнул Тощий Стражник. — В годы МОЕЙ службы таким было только две дороги — в тюрьму или на виселицу. А сейчас вот — гляди ж ты… Развелось их тут, как тараканов. Понабежало отребье всякое…

— Вот и займитесь, — посоветовала Серафима и взялась за кольцо. — Чтоб им жизнь бананами в шоколаде не казалась. И если останутся силы и желание, сделайте еще один заход на кухню. Диета замку не повредит. А я с вашего позволения спать поскорее завалюсь. Пока вы свои планы в жизнь не воплотили. А то ведь потом до утра глаз не сомкнешь. Удачи!

Долго поспать царевне, как всегда, не удалось.

Ближе к пяти часам весь замок был поставлен на ноги пронзительной, рвущей уши и души истерикой на первом этаже северо-западного крыла. Узнать, в чем было дело, так и не удалось: когда подоспела подмога, оказалось, что один стражник откусил себе язык, а второй попросту сбежал, перебив караул у ворот и в одиночку подняв стальную решетку, которую в мирное время с трудом поднимали пятеро здоровяков.

Едва успели угомониться, выставить на этом этаже усиленный караул из десяти человек — в меньшем составе доблестная стража оставаться на проклятом месте отказалась даже под страхом немедленной медленной смерти — как новая порция грохота и ора донеслась с кухни.

Начинался еще один обычный день.

Шеф-повар, отставной палач Резак, рвал и метал.

Повара, поварята, посудомойки и посудомойцы, вместо того, чтобы проводить на кухне очистительно-отмывательные работы, сбились в кучу в чулане и с ужасом ждали, когда минет гроза и кончатся под рукой грозного начальника предметы для метания. В такие минуты им начинало казаться, что Резак даже в самом благодушном настроении заткнет за пояс самого свирепого демона, но стоило оказаться ночью в полутемной полупустой кухне, когда каждый шаг и каждая упавшая ложка гулким эхом отдавались под сводами черепа и бывшей казармы…

— Ублюдки! Подлецы! Предатели! Изгнания моего хотите! А не дождетесь! Сдохнете все скорее! Я вас всех переживу! Скоты! Трусы!.. — задыхаясь от собственной ярости, хрипел Резак, и каждое слово сопровождалось чем-нибудь увесистым, что летело в затихшую кучу тружеников замкового общепита с пугающей точностью, несмотря на прогрессирующую близорукость их царя и бога кухонного масштаба.

— Мы не трусы!.. — выкрикнул внезапно поваренок с человеческим лицом, тот самый, спасенный Серафимой. То ли то, что он теперь единолично прислуживал за столом самой царице Елене и царю Костею предало ему храбрости, то ли слишком крупная и слишком больно прилетевшая картофелина, но его прорвало.

— Легко обзывать нас трусами, когда сами сидите в безопасности своей квартиры! Если бы вы были там, на нашем месте, мы бы на вас еще посмотрели!

Толпа вокруг него, приглушенно ахнув, мгновенно расступилась, как жирная пленка шарахается от капли мыльного раствора.

Поваренок остался в жалком одиночестве перед лицом великого и ужасного Резака.

— Что?! — взвился Резак. — Что ты сказал?! Повтори, собака!

— Рыба, — автоматически буркнул поваренок, до которого несколько запоздало все же дошло, что он отчебучил, что откусить его треклятый язык надо было не тому бедолаге стражнику, а ему, и что если ему сейчас невероятно повезет, то он отделается тридцатью ударами плетью. Что с ним будет, если ему НЕ повезет, он думать побоялся.

— Ты сказал, что это Я трус? Так? — уперев руки в бока, набычившись и прищурив глаз, как будто целясь, Резак медленно двинулся к бунтовщику.

— Д-да… Н-нет… Н-не зн-наю… — вся отвага моментально испарилась как капля воды на сковородке, и мальчишка, закрывая стриженую под ноль голову трясущимися руками, попятился к стене.

— Сегодня ты не будешь есть весь день, — припер его к стенке ненавидящим взглядом шеф-повар. — Считай, что тебе повезло. Пока. Храбрец ты или дурак — разберемся потом. А вы все, — он повернулся к безмолвствующей толпе, — тоже думаете, что старый Резак — трус?

Молчание было ему ответом.

Но он и не ждал другого.

— Думаете, — со злорадной уверенностью подтвердил он и заскрипел зубами. — Ну, так вот. Сегодня ночью я сам, один — вы слышите, один! — я не хочу, чтобы еще какой-нибудь безмозглый умник из вас стал подстраивать мне тут козью морду!.. Сегодня ночью я останусь один на кухне и пробуду там до самого утра. После же этого каждый, кто при мне хоть еще один раз заикнется о демонах, призраках, домовых или кикиморах болотных, отправится к царю в гвардию. А ты, самый умный, молись каким угодно богам, чтобы завтра для тебя не наступило никогда. Ибо послезавтра ты не увидишь. Все! За работу! Бегом! Пошли прочь, быдло! Быстрее, быстрей, быстрей!..

У дверей, бесстрастно наблюдая разворачивающуюся перед ним сцену, уже стоял умрун, посланец царя Костея.