Владимир Лещенко - Девичьи игрушки

С боязливым удивлением слушал подросток о том, как бродили по Санкт-Петербургу пьяные в дым гвардейцы «лейб-компании», горланя похабные песни; как врывались они в дома перепуганных сановников, требуя вина и денег, как голые блудные девки высовывались из окон дворца, превращенного победителями в какой-то вертеп сатанинский…

– Да, – словно услышал его мысли граф, – погулять Елисавет Петровна, конечно, любила. Но ведь и государство блюла! Кто теперь о России так печься станет? Уродец наш голштинский? Его хитроумная женушка-змея? Одна надежда была на старого колдуна с Сухаревой башни да на его Книгу… Думал, раз сам столько протянул, то и государыню на ноги поставить сумеет. Хоть с Божьей, хоть с Гекатиной помощью… Так угораздило ж довериться немцу-вралю да беспутному пьянице-виршеплету!.. Прошляпили, вороны! Ни старца в столицу не доставили, ни означенный фолиант, ни подтверждений о винах злодея Бестужева не раздобыли! А как замечательно все начиналось…

…Как же замечательно все закончилось, думал Иван, облокотясь на локоть и с нежностью глядя на разметавшуюся на постели Брюнету.

Есть главна доброта, красой что названа,И, без сомнения, та с неба подана.Какой она талант пред прочими имеет,То не постыдно, всяк сказать сие посмеет.Хотя и без ружья, но бранней она всех,Над храбрыми берет всегда она свой верх.

Хотелось сто, тысячекратно осыпать поцелуями это прекрасное лицо, нежные и одновременно такие сильные руки, два восхитительных смуглых холма с распустившимися на вершинах темными бутонами.

А какой страстной любовницей оказалась его темноволосая богиня… И смелой. При воспоминании о том, что они вытворяли в кровати эти два дня, поэт даже покраснел. Уж он-то с его немалым опытом кабацкой любви полагал, что ничем этаким удивлен быть не может.

Так ведь изумила же!

Уж он и сяк, и так допытывался, откуда известны ей стали подобные девичьи игрушки, а красавица ни в какую не хотела признаваться. Вместо ответов зачинала вновь и вновь ластиться, прохаживаясь губами по самым потаенным уголкам его естества, доставляя неимоверную сладость своему рабу и господину.

Но и он, конечно, лицом в грязь не ударил. Раз за разом неутомимо пахал благодатную ниву, обильно и щедро орошая ее.

Брюнета извивалась под его телом, словно змея, орала благим матом и по-кошачьи царапалась. Хорошо еще, что Прохора от греха подальше убрали. А то б его еще кондрашка хватила от видимого и слышимого.

Да, Проша. И как это он разыскал обоих своих хозяев – старого и нового? Если бы не ворон, ни за что не нашли бы братья-монахи с солдатами богомерзкий вертеп.

Козьма с Дамианом пояснили, что специально не пошли вместе с Иваном в обитель. И по обету (юноши не стали уточнять, какому именно), и потому, что знали, что самое сердце зла находится не в монастыре.

Откуда?

Да так, уклончиво ответили иноки, дознались, и все тут. Ведь далеко не все черницы прельстились блуднями бесовскими. Большая часть невест Христовых остались верными своему небесному Жениху. Лишь страшились гнева игуменьи, опутанной прелестью еретической и готовой обречь суровым мукам телесным ослушниц воли ее. Многих, ой многих сестер подвергла жестоким гонениям, выдумывая для них тяжелейшие испытания.

(Ничего, теперь пускай сама помучится Колдунья-игуменья вместе со своей ближней наушницей в дальнем лесном скиту, исполняя данное владыкой Варсонофием послушание.)

Отбившись от «змеиного дождя», парни догадались, что с поэтом и бароном приключилось что-то неладное. Но как им помочь? Идти на штурм Горне-Покровского? А вдруг отважных воинов уже там нет? Отвели в то самое неведомое место, о котором дознались братья чрез «твердых в вере доброхоток». (При сих словах Барков многозначительно подмигнул инокам, отчего те засмущались.)

И тут, откуда ни возьмись, появился Иванов ворон. Как завопит, сыпля срамными словами. Солдаты даже сначала хотели пристрелить жуткую птицу. Благо не успели. Дамиан с Козьмой признали в ругателе питомца господина копииста и уразумели из площадной брани, что пернатый требует, чтобы все безотлагательно бежали за ним.

Так и привел к нужному дому. А тут уж и они не сплоховали. Разрушили поганское капище, а всех злодеев повязали и отправили на съезжую.

Врата? Их-то сровняли с землей в первую очередь.

Книга? А вот она, к сожалению, исчезла. Сколь ни искали – будто испарилась…

Старик, убитый Иваном? Почему убитый? Никто его не убивал. Сам окочурился с испугу, разбитый апоплексическим ударом. Ежели не верится, то сам и может в том убедиться, заглянув в епархиальную часовню, куда велел отнесть тело владыка. (Все ж таки фельдмаршал и кавалер, соратник Петра Великого, негоже без христианского обряда хоронить таковую персону.)

Чудесные превращения? Преосвященный пояснил, что все сие суть действие чародейских зелий, коими опоил Ивана старый колдун. Ничего такого и в помине не было – одни видения воспаленного мозга. Они вот приготовили для столичного гостя специальную настоечку успокоительную. Попьет месячишко-другой, и все забудется. Как рукой снимет.

А то, что глаза болят, тут они ничего сделать не вольны. Вероятно, отрава каким-то образом подействовала на его зрение. Ничего, что еще так отделался. А то ведь и вовсе жизнью поплатиться мог за то, что разворошил змеиное гнездо…

– А ты ведь мне еще с нашей первой встречи приглянулся, – не открывая глаз, промурлыкала Брюнета.

– Это там, в лесу? – вспомнил о разбойничьем притоне поэт.

– То был второй раз, – обвила руками его шею, прижалась всем телом, так что парню вмиг стало жарко.

– Когда же?

Рука шаловливо поползла к чудному бархатному бутону, норовя сорвать.

– Год назад. Помнишь машкерад у Разумовского? Ты был там, кажется, вместе с Ломоносовым?

Как?! Прелестная Маска?!

– Так то была ты?.. Племянница…

Она быстро прихлопнула его рот прелестной, но довольно тяжелой ручкой. Иван, разумеется, предпочел бы поцелуй.

– Я так хотел с тобой потанцевать тогда…

– И я, – призналась красавица. – Отчего же так быстро удалился? Только не поминай про суконное рыло в калашном ряду! Ни за что не поверю, что такой храбрый парень, как ты, кого-то испугался, пусть и самого канцле… Ой!

– В лесу был не второй раз… – решился наконец проверить свои догадки Барков.

– Что? – не поняла Брюнета.

– Видел тебя еще однажды… В Питере, на мосту… под конвоем…

Попал ли? Ужель ошибся?

…Аристократический овал лица с впалыми щеками и чуточку высоковатыми скулами. Страдальчески стиснутые вишни-губы. И глаза… Исполненные муки, мольбы и вместе с тем всепрощения…