Оксана Панкеева - О пользе проклятий

– Оставь меня, – просишь ты, уже не в силах сдерживать душащие тебя рыдания. – Я не способен любить женщину. Я калека.

– Поплачь, – говорит она. – Плакать можно. Это хорошо. Но ты должен обязательно быть со мной, тогда ты поправишься.

– Но это неизлечимо. Это навсегда.

– Ну что ты! Я тебя люблю, значит, ничего неизлечимого с тобой быть не может. Только мы должны все время быть вместе. И заниматься любовью.

– Но как?

– Как можешь. Обними меня крепче. И поцелуй».

А потом тянутся ночи, похожие одна на другую. Она приходит к тебе, забирается в твою постель и делает такое, что стыдно потом вспомнить. Тебе кажется, что это отвратительно и противоестественно, но ты стискиваешь зубы и терпишь, не пытаясь возражать. У тебя появилась надежда, последняя надежда на чудо, и ты хватаешься за нее, потому что терять тебе все равно нечего.

И вдруг через неделю ты чувствуешь, что ты уже не полчеловека, а немного больше. И с этого момента отчаяние покидает тебя. Навсегда.

– Ты прав, – сказал Кантор, очень серьезно созерцая дым своей сигары. – Насчет отчаяния. Совершенно прав. После этого она и осталась с тобой?

– Она хотела уйти и вернуться, когда созреет… но я ее не отпустил. Не смог с ней расстаться.

– Ну и правильно, – согласился Кантор. – А то, если бы она опять добиралась к тебе несколько лун, когда ты попал в золотую паутину… Все бы кончилось очень печально. А что тебе сказал его величество кузен?

– Да ничего. Я их сразу познакомил, чтобы он не подумал, будто она какая-то очередная аферистка или вроде того. Сказал, что Азиль моя старая знакомая и погостит у меня немного. В общем, он отнесся к нашим отношениям как к капризу больного человека и не стал возражать. Тем более когда я их знакомил… Ты же знаешь Азиль, она ко всем обращается на «ты». По-моему, она и не знала, что он король. Я ей сообщил, дескать, познакомься, это мой кузен Шеллар. Она посмотрела на него, как она обычно смотрит, и сказала: «Здравствуй, кузен Шеллар»… Тебе смешно? А он, между прочим, от этого просто растаял. А еще… – Элмар пошатался немного, потом улегся на бок, подперев голову огромным кулаком, и продолжил: – Я упросил ее ничего ему не говорить и сделал Шеллару сюрприз. Однажды он пришел, а я вышел ему навстречу. Сам, без посторонней помощи, даже без опоры. Вот тут-то моего кузена чуть кондратий не хватил. Я даже пожалел, что так его удивил. Ему же слишком сильные чувства противопоказаны… Зато потом он так радовался… А ты еще спрашиваешь, не возражает ли он против моего решения жениться на Азиль? Да он ее просто обожает. Того, что она меня спасла и что обращается к нему на «ты», уже достаточно, чтобы его очаровать.

Кантор засмеялся:

– Элмар, ты счастлив?

– Да, – без колебаний ответил принц-бастард и перевернулся на живот. – Во всем этом меня смущает только одно… Азиль уже не первый год упорно уговаривает Шеллара с ней переспать, а он ни в какую… Из всего этого я делаю печальный вывод, что у моего кузена, как ты говоришь, что-то по-крупному не в порядке и он нуждается в помощи. А принять ее почему-то не желает. Боится? Или меня стесняется? Или гордость не позволяет решать свои проблемы с посторонней помощью?

– Не знаю, – сказал Кантор. – Может, Азиль что-то видит… Что она говорит?

– Твердит, что с его матовой сферой нельзя жить, что это очень плохо и что эта чертова сфера его погубит.

– А он?

– Убеждает, что все прекрасно и устроится само собой…

Элмар вдруг резко замолчал и уронил голову.

– Вот так засыпают пьяные герои, – сам себе сказал Кантор.

Потом он сходил в раздевалку, принес несколько простыней, укрыл всех теплее и примостился под боком у Ольги. Но сон почему-то не шел. В голове крутился рассказ Элмара… С чего бы? Перепил, что ли, что принял так близко к сердцу чужие проблемы?

«Вовсе нет, – сказал вдруг внутренний голос. – Ты просто забыл, как это было у тебя».

«Да не было со мной ничего подобного, – недовольно отозвался Кантор. – Отстань и дай поспать».

«Как это не было, – не унимался внутренний голос. – Ты разве совсем-совсем забыл? Простите, принц… Тебе это ничего не напоминает?..»

Кантор вздохнул. Конечно, напоминает. Но ведь все было не так…

Прости, приятель, говорит тебе друг и советчик Амарго, старый знакомый твоего отца, как он сам себя отрекомендовал. Тебе сделали более-менее пристойное лицо, подлатали тело, на котором живого места не оставалось, и, как смогли, сложили сломанную руку… нет-нет, она была просто сломана, никто ее тебе не отрезал, это у тебя ложные воспоминания… тебе вернули разум, насколько было возможно. Но голос… это слишком специфическая штука, чтобы его можно было сделать таким, как прежде. Это невозможно. Если бы ты попал к хорошему врачу в первые часы после того, как его сорвал, может, и можно было бы, но сейчас… Извини. Сам виноват. Понесла тебя нелегкая к этой Патриции, когда тебе велено было сидеть и не высовываться…

Простите, маэстро, разводит руками известный мистик, которого пригласили для консультации, не уточняя имени пациента. Мне очень жаль, возможно, у вас действительно был прекрасный голос, но теперь ничего не поделать. Связки – слишком тонкая материя, чтобы их можно было вылечить таким образом. Ничего нельзя сделать.

Прости, малыш, но тут даже я ничего не сделаю, разводит руками красавец эльф, твой прадед, которого непонятно откуда и каким образом приволок товарищ Пассионарио. Да и зачем тебе теперь голос, раз ты все равно потерял Огонь? Займись чем-нибудь другим… если, конечно, не желаешь пополнить собой ряды третьесортных бардов.

И ты понимаешь, что он прав. Что как бард ты кончился. И дело даже не в голосе, которым теперь разве что «спасите!» кричать, благо он по-прежнему достаточно громкий. И не в сломанной руке, которой теперь только на деревенских свадьбах играть, а не профессионально заниматься музыкой. Все это ничего не стоящие мелочи по сравнению с тем, что ты каким-то образом умудрился потерять Огонь… Да, было отчаяние, было желание умереть… но недолго. Совсем недолго. Пока не явился товарищ идеолог со своими предложениями насчет отдела пропаганды. За это ты ему до сих пор благодарен – за идиотские предложения, которые тебя так вовремя разозлили и подтолкнули к правильному решению. Сидеть и проливать слезы до конца своих дней – это недостойно мужчины, будь ты бард, будь ты принц или вообще кто угодно. Можно потерять Силу, можно потерять Огонь, но путь воина доступен любому. Если он мужчина, конечно… Так что не морочь мне голову, мой вздорный и бестолковый внутренний голос. У меня все было совсем не так и даже не похоже. И вовсе не так страшно.

«Ну-ну, – отозвался внутренний голос. – Может быть. Только знаешь… Огонь – штука нестабильная. Вот он пропал, а вот он и вернулся. И что будешь делать, если Огонь к тебе вернется? А ты ведь этого хочешь. Ты по нему тоскуешь. Потому и трешься все время около этой девочки. Потому что тебя греет ее Огонь. Ну, так что будешь делать? Путь воина для тебя будет заказан, если только ты не пожелаешь умереть в ближайшее время. А бард из тебя получится… весьма и весьма посредственный. Безголосый, как в Ольгином мире. Вот тут-то ты и вспомнишь, что такое отчаяние».