Элизабет Кернер - Эхо драконьих крыл

— Подожди чуточку, Ланен. Шикрар, отчего такой страх? Неужели Совет пришел к какому-то решению?

Он склонил голову, совсем по-человечьи.

— Да, пришел, однако я выразил им свое несогласие. К счастью, голос мой оказался не единственным.

Я постоянно напоминал им о том, что вы оба сделали, но сторонников Ришкаана было много. Мы питаем к ее народу большую ненависть, — по-прежнему глядя в землю, он тихо добавил: — Ты будешь обречен на изгнание, Акхор. Тебя лишат державной власти и отошлют прочь — влачить существование вдали от родичей, на каком-нибудь скалистом островке посреди океана…

— А Ланен?

— Она может отправиться с тобой и попробовать выжить. Или же…

Я закончила за него: голос мой звучал спокойно, даже вразумительно:

— Или же они убьют меня, избавив тем самым от необходимости выживать.

Он поклонился мне — изящно, волнообразно, как принято у драконов; затем учтиво посмотрел мне в глаза.

— Да, госпожа. Это правильно.

Я рассмеялась. Чего мне еще было терять?

— Пусть катится все в Преисподнюю! Давай-ка, Акор, пошли внутрь. Или дай мне спуститься, и я зайду сама.

Он положил голову на землю, и я соскользнула вниз.

«Иди вперед, милая, — произнес он с улыбкой в голосе, повернувшись ко мне; самоцвет его пылал, словно изумрудное пламя. — Я зайду следом и буду настороже, чтобы кто-нибудь не причинил тебе вреда. Давай сами скажем Совету то, на что другие оказались неспособны».

Я замешкалась, осмотрительно вынув из-за голенища сапога свой нож. Он был моим единственным оружием.

— Шикрар, ты так самоотверженно защищал нас — не окажешь ли мне еще одну услугу? Возьми, пожалуйста, вот это. Я не хочу вступать в чертог Совета вооруженной.

Когда он протянул свою огромную когтистую лапу, моя рука показалась мне просто крошечной. Я отдала ему нож. Он еще раз поклонился.

— Я буду хранить это вместе с сокровищами моего народа, — сказал он, почему-то с волнением в голосе. — Ты такая храбрая, госпожа, такая учтивая. Неудивительно, что Акхор готов отказаться от своего царского сана ради тебя, рядом с тобой он и так чувствует себя царем. Хотя мне и не чужд гнев, я все же не забыл, что в долгу перед тобой: ты спасла тех, кого я люблю. Совет точит зубы на тебя, но, вопреки его воле, я на твоей стороне.

Несмотря на упоминание о зубах, я улыбнулась ему.

— Что ж, уже двое, — сказала я весело и направилась внутрь пещеры.

Ничто не могло остановить меня: ни слабость от недавней стычки со смертью (отголоски которой еще сидели во мне), ни едва излеченные руки, все еще побаливавшие, хотя повязки и были сняты, ни смертный приговор, который вынес Совет, ни даже ходьба по слабо освещенному пещерному коридору навстречу неведомому, встречавшему меня так враждебно. Я была охвачена каким-то диким ликованием. Веря в Акора и полагаясь на добрую волю Шикрара, я пребывала в убеждении: какая бы сила ни была замешана в том, что я оказалась сейчас здесь, это не было случайностью. Меня поддерживали Ветры и Владычица, а страх мой, я надеялась, убрался подальше.

Коридор казался бесконечным; он был извилист, иногда встречались крутые повороты, но впереди всегда было чуточку светлее; через некоторое время до меня донесся низкий гул голосов, разносившийся по большой пещере.

Внезапно коридор оборвался: впереди ярко зиял выход, пространство по ту сторону было освещено огнем и заполнено драконами. Я стала как вкопанная, изумленно глазея на драконье сборище, в своих снах я часто становилась свидетельницей подобного зрелища, но не надеялась, что мне выпадет увидеть это воочию. Грот был освещен огнем от большого костра, а по стенам развешано множество факелов, и поначалу это удивило меня — ведь Акор говорил, что его сородичи достаточно хорошо видят в темноте и им не требуется много света. Впрочем, скоро я поняла, что это не случайно: им необходимо было видеть проявления тех, кто произносит перед Советом свое слово, — огонь, освещавший грот, был священным.

Акор говорил мне прежде, что численность их сокращается, но в это было трудно поверить: передо мною предстало целое скопище драконов. Страх, которого я так надеялась избежать, вновь воспрянул во мне, когда я увидела их всех вместе. Как смела я надеяться встать и бросить им вызов? Малейший вздох хотя бы нескольких из них — и от меня останутся лишь воспоминания. Они стояли, сидели и лежали по всему залу, беседуя или споря друг с другом, — невообразимая смесь всех размеров и мастей, всех оттенков металла, начиная голубоватой сталью и серым свинцом и заканчивая бронзой, латунью, медью и даже тусклым золотом. Но не было ни одного, кто походил бы на Акора, кожа которого была подобна серебру.

Я припомнила его собственные слова: «Рождение мое было воспринято сородичами как некое знамение, но что оно предвещает, никому не ведомо».

Да, похоже, так оно и было.

В голове у меня прозвучал голос Акора:

«Будь смелой, сердце мое. Теперь мы здесь — давай же сделаем то, ради чего пришли».

Он правильно сделал, что не упомянул о моем страхе.

В дальнем конце чертога я увидела полукруглое возвышение, похожее на половину огромной перевернутой миски, и на нем сидел дракон, чья кожа была ярко-медного цвета, какой свойствен только что отчеканенной монете. Стиснув зубы, я направилась прямиком к возвышению, однако меня опередил Шикрар: забежав вперед, он заговорил.

До этого я слышала лишь несколько слов на Древнем Наречии. Оно было первым языком всех народов, речью драконов. Хотя за многие эпохи речь людей изменилась до неузнаваемости, все же некоторые древние слова по-прежнему встречались во всеобщем языке. Старинное имя, которое я выбрала для себя, Кайлар, Скиталица, я услышала когда-то в одной балладе. Благодаря таким вот песням и различным древним местам с причудливыми названиями среди людей до сих пор и жила память о Древнем Наречии. И, несмотря на время и расстояние, звуки его каким-то непостижимым образом казались мне знакомыми — слушая Шикрара, я ощутила, будто окунаюсь в прошлое. Я лишь чуть-чуть не могла уловить смысл слов. Но пару из них я все же поняла, тем самым убедившись, что еще немного — и мне стало бы понятно все, о чем он говорит.

«Когда мир был моложе, чем сейчас, и последние из треллей лишь недавно сгинули, оба наших народа жили в мире и согласии».

Акор стоял позади, и его массивное тело закрывало меня от взоров большинства присутствующих. Некоторые, похоже, заметили, как я вошла, но оставались на местах, и за эту малую долю милосердия я была им глубоко благодарна.

— Что он говорит, Акор? — прошептала я.

«Он призывает ко вниманию и говорит, что явился еще кое-кто, у кого есть что сказать Совету. С его стороны это очень смело, милая, — по нашим законам ты не имеешь здесь права голоса. А мы чтим закон».