Терри Гудкайнд - Третье Правило Волшебника, или Защитники Паствы

Горестно вскрикнув, Бердина отшвырнула кинжал и обвила руками его шею.

— О-о, магистр Рал! — всхлипывала она. — Простите меня! Простите! О добрые духи, что же я наделала!

— Ты подтвердила верность узам, — прошептал он, прижимая ее к себе.

— Мне причинили такую боль! — рыдала Бердина. — Ужасную боль! Никогда в жизни мне не было так больно! И сейчас мне больно с этим бороться!

Ричард крепче обнял ее.

— Я знаю, но ты должна!

Бердина отодвинулась от него.

— Не могу! — Никогда еще Ричард не видел более несчастного человека. — Пожалуйста, магистр Рал... Убейте меня! Я не вынесу такой боли! Умоляю вас... Заклинаю... Убейте!

Ричард снова притянул ее к себе и нежно погладил по голове, стараясь утешить, но она только разрыдалась сильнее.

Тогда Ричард усадил Бердину на пол спиной к кровати и, сам не понимая, зачем это делает, положил ладонь ей на левую грудь.

Он сосредоточился на том островке спокойствия внутри себя, где не было мыслей, лишь умиротворенность, и воззвал к своей магии. Его пронзила дикая боль. Ее боль. Он испытал то, что с ней сделали и что наложенное заклятие делает с ней сейчас. Но так же, как он вытерпел боль от эйджила, выдержал он и это.

Ричард прочувствовал всю ее жизнь, все муки, что пришлось пережить Бердине, чтобы стать морд-сит, и ощутил ее глубокую скорбь об утрате прежнего «я». Ричард все это впитал в себя и, хотя не видел самих происшедших с нею событий, понял, какие шрамы оставили они в ее душе. Ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы выдержать это. Недвижимый словно скала, он стойко держался в потоке боли, лившемся в его душу.

Для Бердины он и был прочной скалой. Ричард позволил реке своего сочувствия к этому созданию, этой жертве страданий, хлынуть в душу Бердины. Не понимая до конца, что делает, Ричард следовал интуиции. Он почувствовал, как сквозь его руку в нее вливается тепло. Казалось, что рука связывает его с душой Бердины, с тем, что составляет самую суть ее жизни.

Рыдания Бердины постепенно утихли, дыхание стало ровнее, и Ричард почувствовал, что ее боль, которую он впитал в себя, начинает рассасываться. Только сейчас он сообразил, что все это время не дышал, и медленно выдохнул.

Тепло, струящееся из его руки, тоже начало таять, пока наконец не исчезло совсем. Ричард убрал ладонь и отбросил с лица Бердины мокрые от пота пряди волос. Ее ресницы затрепетали, и на Ричарда уставились ошеломленные синие глаза.

Оба одновременно поглядели вниз. Грудь Бердины вновь была целой.

— Я снова стала собой, — прошептала морд-сит. — У меня такое чувство, будто я очнулась от кошмарного сна...

Ричард прикрыл ей грудь.

— У меня тоже.

— Никогда еще не бывало магистра Рала, подобного вам, — задумчиво произнесла Бердина. — Никогда!

— И никогда еще никто не изрекал столь неоспоримой истины, — раздался голос позади нее.

Ричард оглянулся и увидел мокрые от слез лица Кары и Райны.

— Бердина, как ты? — спросила Кара.

— Я снова стала собой, — повторила Бердина. У нее был по-прежнему растерянный вид, но ни одна из морд-сит не была и наполовину ошарашена так, как сам Ричард.

— Вам легко было ее убить, — задумчиво проговорила Кара. — Если бы вы попытались воспользоваться мечом, она забрала бы вашу магию, но ведь у вас оставался еще кинжал. У вас не было необходимости терпеть ее эйджил. Вы могли просто ее убить...

— Знаю, — кивнул Ричард. — Но тогда моя боль была бы стократ сильнее.

Бердина положила эйджил к его ногам.

— Я отдаю его вам, магистр Рал.

Кара с Райной, стянув золотые цепочки с запястий, положили свои эйджилы рядом с эйджилом Бердины.

— Я тоже отдаю вам свой эйджил, магистр Рал, — сказала Кара.

— И я, магистр Рал.

Ричард посмотрел на лежащие перед ним алые стержни. Он подумал о своем мече, о том, как ненавидит его магию, о том, как мучительно для него вспоминать убийства, уже совершенные этим мечом, и те, которые — он это знал — ему еще предстоит совершить. Но пока он не вправе от него отказаться.

— Для меня это значит гораздо больше, чем вы думаете, — проговорил Ричард, стараясь не встречаться взглядом с морд-сит. — Но то, что вы это сделали, действительно важно. Это доказывает вашу верность и ваши узы. И все же простите меня, но я вынужден просить вас оставить их у себя. — Он протянул им эйджилы. — Когда все закончится и угроза минует, мы навсегда сможем расстаться с терзающими нас призраками, но сегодня мы должны сражаться за тех, кто надеется на нас. И наше оружие, каким бы ужасным оно ни было, позволяет нам продолжать битву.

— Мы понимаем, магистр Рал. — Кара ласково коснулась плеча Ричарда. — Будет так, как вы сказали. А когда все закончится, мы станем свободны не только от внешних врагов, но и от внутренних, истязающих наши души.

— Но до той поры мы обязаны быть сильными, — кивнул Ричард. — Мы должны стать смертельным вихрем.

Воцарилось молчание. Ричард неожиданно задумался о том, что, собственно, мрисвизам вообще понадобилось в Эйдиндриле? Он вспомнил того, который убил Катрин. Мрисвиз сказал, что защищал его, Ричарда. Защищал? Чушь! Это невозможно.

Но чем больше он размышлял, тем яснее видел, что мрисвиз и в самом деле не предпринял ни малейшей попытки напасть на него. Он вспомнил первую стычку с мрисвизами возле дворца Исповедниц, когда с ним еще был Гратч. Гар первым атаковал их, а Ричард пришел на помощь своему крылатому другу. Тогда мрисвизы хотели убить «зеленоглаза», как они называли гара, но самому Ричарду, похоже, не стремились нанести вреда.

У того, что приходил сегодня, шансы убить Ричарда были гораздо выше, чем у тех: Ричард был безоружен. И все же мрисвиз не воспользовался этой возможностью, а просто удрал. Исчез, на прощание назвав Ричарда «гладкокожим братом». При одной мысли о том, что бы это могло означать, у Ричарда по коже пробежали мурашки.

Он рассеянно поскреб шею.

Кара коснулась пальцем места, которое он почесал.

— Что это?

— Понятия не имею. Просто родинка, которая вечно чешется.

Глава 30

Верна возмущенно мерила шагами убежище аббатисы. Как только у Энн хватило совести так поступить? Верна велела ей повторить сказанные когда-то слова — повторить в доказательство того, что Аннелина — это действительно Аннелина. Повторить, что она считает Верну ничем не примечательной сестрой. Верна хотела, чтобы аббатиса, еще раз сказав те жестокие слова, поняла, что она, Верна, знает, что ее используют, и, по мнению Аннелины, без особой пользы для Дворца.

И если ее снова хотят заставить слепо выполнять указания аббатисы, на этот раз она будет знать, зачем это нужно.